- Мои.
- Красивые платья в гардеробе?
Девочка смутилась и заплакала.
- Нечего плакать, моя милая, - покачала головой Роза. - Почему ты сказала «Козетта»? Ты знаешь, что значит это слово? Что ты несчастна, что тебя обижают. Разве потому, что твоя мама или я обращаемся к тебе за мелкими услугами, тебе может прийти в голову, что ты «Козетта»! Все дети помогают своим матерям, это вполне естественно. В конце концов я буду думать, что ты не любишь свою маму. Нужно понимать значение слов. Твоя мама обиделась, да иначе и быть не могло,- ты ее сильно задела.
Завтрак прошел в молчании. Сесиль и Роза холодно встречали попытки девочки задобрить их и с облегчением вздохнули, когда отправили ее в школу. И та, и другая чувствовали, что не смогли бы дольше выносить ее присутствия.
- Не скрою, что ее выходка меня покоробила, - призналась Роза, - даже очень покоробила, но мы придаем этому слову большее значение, чем ребенок. Кухонный табурет довольно тяжел и напомнил этим Эли ведра, под тяжестью которых чуть ли не падает Козетта. Ничего не поделаешь; Эли всегда кажется, что ее стараются использовать, наверно это потому, что она росла без отца и матери.
- Вот, вот, и на этот раз защищай ее!
- Я ее не защищаю, но стараюсь понять. Думаю, что нет девочки, которая в те дни, когда ей досталось от матери и она почувствовала себя несчастной, не уподобила бы себя Козетте. Не стоит принимать это трагически, Сесиль. Сегодня вечером она позабудет о своей злой выходке, и ты тоже.
- Пусть она отправляется играть с Тоньо. Я не хочу, чтобы она оставалась дома сегодня вечером.
- Как хорошо, что с ней дружит славный мальчик!
- Тоньо? Я уверена, что Тоньо ее не любит. Он ее терпит, потому что она моя дочь. Попроси Эли рассказать тебе случай с шоколадными конфетами, которые принес ей Тоньо в день ее рождения. Нет у нее друзей и среди школьников. Помнишь, как они смотрели на нее, когда мы за ней заехали? Ты иногда говоришь мне, что у нее любящее сердце… Разве она когда-нибудь вспоминает тепло свою кормилицу, у которой она пробыла до семи лет? Никогда или почти никогда. Она ее совершенно забыла.
- Ты не совсем права. Вчера, когда она ела вареные каштаны, она залила их молоком, как у «мамки в Жорнаке». А все ее привычки - есть, умываться или скорее не умываться, которые нам стоило такого труда искоренить, - разве они не свидетельствуют об ее привязанности к тому, что ей внушали в младенческие годы?
- Но что тут общего с чувством?
- Ты говоришь о том, что случилось давно, стараешься вспомнить все, что можно вменить ей в вину. Лучше бы тебе продумать вопрос, который действительно стоит перед тобой с тех пор, как ты узнала об ее происхождении, - можешь ли ты оставить ее у себя, или нет.
- Я не в состоянии больше ее видеть, - призналась Сесиль. - Ее лицо, глаза, ее манера есть, смеяться - все меня озлобляет донельзя. Нет, не могу больше. Она должна стать покорной, усердно заниматься в школе, перестать дерзить, слушаться… или пусть убирается. У меня, право, слишком веские причины, чтобы не выносить ее.
Роза, занятая приготовлениями к отъезду, не имела времени помогать Эли готовить уроки. Сесиль же, и без того раздраженная, считала излишним оказывать помощь девочке и ставила в пример себя: она всегда училась самостоятельно.
- Ты была совершенно другим ребенком, ты отказывалась от помощи. Все это прекрасно, но нельзя же требовать, чтобы все дети имели твое самолюбие и силу воли.
Эли плакала, Сесиль сердилась. Возмущение Сесили все росло, и Роза, свидетельница этих ссор, не решалась больше вмешиваться.
Когда веселый мотив раздавался по радио и у Эли являлось желание потанцевать, она пыталась увлечь за собой мать, но та освобождалась от обнимавших ее ручек.
- Я тебя не узнаю, - говорила ей Роза. - Ты, обычно такая сердечная, стала просто злюкой… Ласковое слово сделало бы больше, чем все твои выговоры.
Накануне отъезда Роза, сидя на диване в комнате Эли, которая долго не засыпала, спросила ее:
- Почему ты, милая моя деточка, так вызывающе себя держишь с твоей мамой? Ты ей дерзишь, не считаешься с ней, заставляешь по нескольку раз повторять одно и то же, когда она тебя просит о малейшей услуге. А подумала ли ты, что о тебе скажет Франсис?
- Мама меня больше не любит, - ответила Эли.- Не понимаю, что я ей сделала. Почему она на меня сердится? Скажи, тетя Роза! Попрощайся с моей куклой, с моим маленьким Полем. Мне иногда кажется, что это настоящий ребеночек, мой собственный. Мне бы хотелось знать, как любят своего ребенка. Я этого не знаю. Во всяком случае нехорошо, когда мама бросает свое дитя, как меня бросили. Почему есть матери, которые бросают своих малюток?