Диктант закончился.
Анна гадала, удастся ли ей пережить следующие минуты. И вдруг ей в голову пришла спасительная мысль: возможно, этот текст не имел смысла! Возможно, мадам Лерош специально диктовала ей тарабарщину – чтобы продемонстрировать возможности системы: система позволяет записывать даже звуки, лишенные смысла. Анна тут же почувствовала себя лучше и начала довольно уверенно читать то, что записала.
– Двои бра де ду глас, – произнесла она, стараясь, чтобы фраза звучала точь-в-точь как у мадам Лерош.
Что-то было не так. Иначе почему отец девочки еле сдерживается от хохота, как будто вот-вот лопнет? И почему хихикают мать и даже мышеподобная дочка? Почему мадам Лерош покраснела от гнева? Почему закричала на Анну? Почему, сунув Анне в руки книгу, машинку и бумагу, вытолкала ее из комнаты?
Дверь захлопнулась. Онемевшая Анна осталась стоять в коридоре.
Из комнаты напротив вышла одна из английских учительниц – должно быть, услышала шум.
– Что случилось? – спросила она.
– Не знаю, – ответила Анна.
Учительница взяла у Анны книгу, которая так и осталась открытой.
– «Твой брат Дуглас»? Это тебе диктовали? – спросила она.
– Нет, – ответила Анна.
Текст, который ей диктовала мадам Лерош, начинался с фразы «Двои бра де ду глас». Вряд ли можно спутать ее с фразой «Твой брат Дуглас»…
Или можно? Когда диктует мадам Лерош…
– Ох! Что они все подумали? – воскликнула Анна в отчаянии и посмотрела на учительницу. – Что теперь делать? Они решили, что я передразниваю ее акцент! Может быть, я должна объяснить, что это совсем не так?
Они прислушались: мадам Лерош все еще возбужденно кричала в своем кабинете.
– Не сейчас, – сказала учительница.
– Но я должна что-то сделать!
В кабинете послышались звуки передвигаемых стульев, перекрываемые взрывами грубого смеха, и неразборчивая, но явно недружелюбная ответная реплика мадам Лерош.
– Пойдем-ка отсюда, – твердо сказала учительница, увлекая Анну за собой по коридору. Они зашли в одну из классных комнат. – Делай то, что тебе сейчас нужно делать, и постарайся выкинуть случившееся из головы. Ко вторнику, я уверена, это небольшое недоразумение уже забудется.
Анна села за пустую парту и стала автоматически писать под диктовку одной из старших студенток. Но как можно забыть о случившемся? По отношению к ней это было несправедливо. Мадам Лерош не имела права кричать на нее: ведь Анна всегда работала так хорошо! Никто в школе не понимал акцент мадам Лерош. Она должна была об этом знать! А если мадам Лерош и подумала, что Анна над ней насмехается…
«Я пойду к ней и все объясню, – решила она. – Скажу ей: она не должна была так со мной обращаться… А если она не поверит мне? Вдруг меня исключат из школы секретарей?..»
К концу занятий сомнения так измучили Анну, что она не могла решить – идти домой или попытаться объясниться с мадам Лерош. В гардеробной, глядя на свое отражение в зеркале, она продолжала прокручивать в голове извинения, объяснения, призывы к справедливости и совет учительницы забыть о случившемся. Наконец пришла уборщица запирать гардероб.
Анна вышла в коридор и обнаружила, что в школе больше никого не осталось. Возможно, мадам Лерош тоже ушла домой, подумала Анна с некоторым облегчением. Но – вот черт! – все выходные Анну будет мучить чувство вины…
Она как раз проходила мимо кабинета мадам Лерош. За дверью кто-то разговаривал. Не дав себе времени подумать, Анна постучалась и быстро вошла, ожидая, кроме директора, увидеть в кабинете кого-нибудь из учителей. Но мадам Лерош была одна – слушала радио.
– Мадам Лерош, я только хотела вам объяснить… – Анна с раздражением почувствовала, что говорит не твердым, а извиняющимся тоном. – Сегодня днем…
Мадам Лерош взглянула на нее с ничего не значащим выражением на лице и махнула рукой: уходи, пожалуйста!
– Но я хочу объяснить! – воскликнула Анна. – Это было совсем не то, что вы подумали!
Радио внезапно умолкло, и в наступившей тишине голос Анны прозвучал как-то неправильно громко.
Мадам Лерош поднялась со стула и подошла к Анне. Анна с ужасом увидела в ее глазах слезы.
– Деточка моя, – сказала мадам Лерош на чистейшем французском, – немцы вторглись в Бельгию и Голландию.
Анна уставилась на мадам Лерош.
– Что теперь делать тем, кто там живет? – мадам Лерош обращалась к Анне, как будто та могла что-то ей ответить. – Что они теперь будут делать?