«Мы искали именно непосредственных участников, – сказал он. – Людей, которые работали на фабрике, когда прибыли мексиканские рабочие, и самих мексиканских рабочих, которые все еще трудятся. Нам нужны были люди, присутствовавшие на месте событий, руководство фабрики, а также те политики, которые участвовали в событиях в течение стольких лет. Мы нарисовали небольшую “карту” этой истории и спросили себя, кого нам было бы интересно услышать. А потом просто пошли разговаривать и фиксировать информацию: кому-то звонили, а иногда даже приходили к людям домой»[15].
Выше я уже упоминал, что освещал трагедию со стрельбой в одной из школ Сан-Диего. По пути в школу я нарисовал у себя в голове небольшую карту событий, умозрительный список участников, у которых мне нужно было взять интервью. Пятнадцатилетний мальчик принес в школу оружие, убил двоих и ранил еще тринадцать человек. Таковы были факты. Я знал, что обязательно должен поговорить с полицией и аварийной бригадой, школьным руководством, учителями, очевидцами, школьниками, которые знали открывшего огонь парня, и школьниками, которые знали пострадавших. Я понимал, что другие точки зрения тоже появятся, но те, о которых я вспомнил с ходу, были источниками информации «первой необходимости». Это были ключевые фигуры, которых я смог выявить прежде других.
Когда я прибыл на место, многие из тех, с кем я хотел поговорить, оказались совсем рядом, за полицейским ограждением. Я смог поговорить с большинством из них уже в течение первого часа. Потом я попытался расширить радиус поиска собеседников. Кто еще? Я заметил неподалеку группу молящихся людей и решил поговорить с членами и лидерами школьных религиозных групп. Потом я подумал о соседях мальчика с ружьем. У меня был его домашний адрес, так что я направился прямо в его жилой комплекс и начал опрашивать там всех, кого мог.
Но через несколько часов я почувствовал, что меня прибивает к земле. Я ничего не ел с шести утра, и содержание сахара в крови упало ниже некуда. Я нашел в окрестностях закусочную и заказал несколько тако. Просматривая записи, я понял, что не получил полной картины от школьников, не оценил воздействие, которое на них оказала произошедшая трагедия. Я раздумывал, не вернуться ли к школе, но вдруг увидел группу из пяти подростков и двух взрослых, которые заходили в закусочную. Лица подростков были в красных пятнах, щеки залиты слезами. Они несли в руках новые мягкие игрушки с еще не оторванными бирками. Я сделал вывод, что ребята только что вышли со встречи со школьным психологом, посвященной работе с горем или травмой.
Я проследил, как они заказали еду и сели за стол. Затем я подошел и представился одному из взрослых.
– Я репортер, работаю над материалом о том, что сегодня произошло в школе. Можно ли поговорить с ребятами всего несколько минут?
Мужчина кивнул в сторону подростков и сказал:
– Как они сами решат.
Школьники поделились со мной ощущениями о том, какой была школа до стрельбы и что, по их мнению, изменится на следующий день.
– А что насчет вас самих? Вас как личностей? – спросил я. – Что сегодня изменилось для вас?
Одна девочка крепче прижала к себе плюшевого мишку и сказала:
– Сегодня я слишком быстро повзрослела.
Этими словами я закончил свой материал.
Был еще один источник, у которого мне важно было взять интервью, по мнению The New York Times, и я попытался. Как бы. Редактор хотел, чтобы я справился о состоянии пострадавших, которые еще оставались в больнице с огнестрельными ранениями, и получил комментарии их друзей и родственников, ожидавших в коридоре хирургического отделения. Я поговорил с медсестрой, подтвердил имена пострадавших, находившихся в отделении, и уточнил их состояние.
Я стоял у входа в приемный покой, где собрались их друзья и родственники, и, когда к нему направлялись новые люди, я представлялся и просил их поинтересоваться в приемном покое, не хочет ли кто-то из близких поговорить в коридоре с репортером по поводу стрельбы. Большинство отвечали, что спросят, но никто ко мне так и не вышел. Я решил, что зайти самому в приемный покой будет навязчиво и нечутко.
Я спросил медсестру, не может ли она спросить кого-нибудь в приемном покое, не захотят ли они выйти ко мне для небольшой беседы, но она ответила: «Ни за что». Поэтому я сообщил в редакцию, что нам придется обойтись без этого взгляда на произошедшую трагедию.
15