Выбрать главу
И долго слушаю, как ты молчишь, – и мнеТы предаешься вся для страстного лобзанья, —О друг, как счастлив я, как счастлив я вполне!Как жить мне хочется до нового свиданья!
1847

«Постой! здесь хорошо! зубчатой и широкой…»

Постой! здесь хорошо! зубчатой и широкойКаймою тень легла от сосен в лунный свет…Какая тишина! Из-за горы высокойСюда и доступа мятежным звукам нет.
Я не пойду туда, где камень вероломный,Скользя из-под пяты с отвесных берегов,Летит на хрящ морской; где в море вал огромныйПридет – и убежит в объятия валов.
Одна передо мной, под мирными звездами,Ты здесь царица чувств, властительница дум…А там придет волна – и грянет между нами…Я не пойду туда: там вечный плеск и шум!
1847, 1855

«Странное чувство какое-то в несколько дней овладело…»

Странное чувство какое-то в несколько дней овладелоТелом моим и душой, целым моим существом:Радость и светлая грусть, благотворный покой и желаньяДетские, резвые – сам даже понять не могу.Вот хоть теперь: посмотрю за окно на веселую зеленьВешних деревьев, да вдруг ветер ко мне донесетУтренний запах цветов и птичек звонкие песни —Так бы и бросился в сад с кликом: пойдем же, пойдем!Да как взгляну на тебя, как уселась ты там безмятежноПодле окошка, склоня иглы ресниц на канву,То уж не в силах ничем я шевельнуться, а толькоВсю озираю тебя, всю – от пробора волосДо перекладины пялец, где вольно, легко и уютно,Складки раздвинув, прильнул маленькой ножки носок.
Жалко… да нет – хорошо, что никто не видал, каквзглянулаТы на сестрицу, когда та приходила сюдаКуклу свою показать. Право, мне кажется, всех быВас мне хотелось обнять. Даже и брат твой, шалун,Что изучает грамматику в комнате ближней, мне дорог.Можно ль так ложно вещи учить его понимать!Как отворялися двери, расслушать я мог, что учительКаждый отдельный глагол прятал в отдельный залог:Он говорил, что любить есть действие – не состоянье.Нет, достохвальный мудрец, здесь ты не видишь ни зги;Я говорю, что любить – состоянье, еще и какое!Чудное, полное нег!.. Дай нам бог вечно любить!
1847

«Я знаю, гордая, ты любишь самовластье…»

Я знаю, гордая, ты любишь самовластье;Тебя в ревнивом сне томит чужое счастье;Свободы смелый лик и томный взор любвиМанят наперерыв желания твои.Чрез всю толпу рабов у пышной колесницыЯ взгляд лукавый твой под бархатом ресницыДавно прочел, давно – и разгадал с тех пор,Где жертву новую твой выбирает взор.Несчастный юноша! давно ль, веселья полный,Скользил его челнок, расталкивая волны?Смотри, как счастлив он, как волен… он – ничей;Лобзает ветр один руно его кудрей.Рука, окрепшая в труде однообразном,Минула берега, манящие соблазном.Но горе! ты поешь; на зыбкое стеклоИз ослабевших рук упущено весло;Он скован, – ты поешь, ты блещешь красотою,Для взоров божество – сирена под водою.
Июль 1847

«Ее не знает свет, – она еще ребенок…»

Ее не знает свет, – она еще ребенок;Но очерк головы у ней так чист и тонок,И столько томности во взгляде кротких глаз,Что детства мирного последний близок час.Дохнет тепло любви – младенческое окоЛазурным пламенем засветится глубоко,И гребень, ласково-разборчив, будто самПойдет медлительней по пышным волосам,Персты румяные, бледнея, подлиннеют…Блажен, кто замечал, как постепенно зреютЗлатые гроздия, и знал, что виноградСбирая, он вопьет их сладкий аромат!
1847

«Эй, шутка-молодость! Как новый, ранний снег…»

Эй, шутка-молодость! Как новый, ранний снегВсегда и чист и свеж! Царица тайных нег,Луна зеркальная над древнею МосквоюОдну выводит ночь блестящей за другою.Что, все ли улеглись, уснули? Не пора ль?..На сердце жар любви, и трепет, и печаль!..Бегу! Далекие, как бы в вознагражденье,Шлют звезды в инее свое изображенье.В сияньи полночи безмолвен сон Кремля.Под быстрою стопой промерзлая земляЗвучит, и по крутой, хотя недавней стужеДоходит бой часов порывистей и туже.Бегу! Нигде огня, – соседи полегли,И каждый звук шагов, раздавшийся вдали,Иль тени на стене блестящей колыханьеМне напрягает слух, прервав мое дыханье.