Поскольку я очень не люблю все эти «утки» больничные, то у меня возникла проблема с туалетом. Я пытаюсь делать это сам, без посторонней помощи. И вот я, весь загипсованный, наматывал себе на локти, что было под рукой, и таким образом сползал с кровати. Миша мне помогал, но часто я делал это сам. Сползал с кровати и на четвереньках полз в туалет.
И вот однажды, когда я уже дополз на четвереньках к двери, открывает её наш официант с подносом. Он так растерялся, что уронил поднос со всей едой и посудой. Потом он мне рассказывал, что сильно испугался, думал, что я сейчас начну гавкать.
К нам приходили гости: немцы, болгары, румыны, австрийцы — альпинисты, участники соревнований. Мы привезли с собой две банки осетровой икры. Синие такие банки были, помнишь?
— А как же! По 1,8 кило.
— Все наши запасы и водку ставили на стол. Приходит наш официант и видит, мы едим ложками чёрную икру прямо из банки. Он второй раз чуть не уронил свой поднос, увидев такой беспредел. Тут же взял хлеб, аккуратно нарезал его и намазал икрой, сделал нам культурные бутерброды.
Когда нас грузили в самолёт, был прямо крестный ход с подарками: ящики с вином, корзины с виноградом, сувениры. Трудно передать, сколько принесли они всего и главное теплоты, дружеских чувств. И сейчас там остались друзья. Я потом несколько раз бывал в Болгарии после этого, и всегда нас встречали, как самых дорогих друзей. А теперь вон НАТО к ним подходит.
Сели мы в самолёт. И опять судьба. Нас обслуживал тот же экипаж, та же стюардесса — красавица. Я сразу её узнал, а она меня всего загипсованного не признала. Я ей говорю: «Вы меня не узнаёте? Я же с вами летел». Она аж расплакалась, увидев меня в таком виде.
В Москве нас встречали Арий Иосифович Поляков, Александр Каспин и Римма Владимировна. Мы из аэропорта едем прямо в Центральный институт травматологии и ортопедии. Едем туда, куда после землетрясения 63-го года я отвозил Бориса Романова, Володю Ворожищева и Юру Короткова. Мы привезли их в июле, а я еду в сентябре.
Арик — начальник, он занял место рядом с водителем. Меня надо было туда посадить, ведь я в гипсе. Но это меня спасло. Опять судьба. Мы ехали по Ленинградскому шоссе, около Белорусского вокзала на пересечении с улицей Правды врезаемся в грузовик. Разбились прилично, машину покорёжило. Арий Иосифович лбом разбил лобовое стекло, немного поранил лоб, но, в общем, пустяк. Если бы я там сидел, я бы вылетел через лобовое стекло, руки у меня в гипсе, упираться нечем. Каспин сидел справа, сломал ключицу. Я тоже сломал ключицу, которая оставалась ещё целой, сломал гипс на ногах. Римма Владимировна, как сидела, так и сидит, никаких травм, только испуг. На улице хлещет дождь. Двери у машины заклинило, сами не можем выбраться. На перекрестке образовалась пробка. Вынули меня из машины, люди удивляются: только что произошла авария, а я уже в гипсе. Арик сидит и кричит: «Ой, умираю!»
Когда приехали в ЦИТО, Арик пропал. Начали его искать, а он уже оказался в операционной, и ему первому помогали.
Монблан
— Италия 64-го года для нас была первой настоящей заграницей. Если не считать мою Болгарию.
Ты помнишь, в Италию мы попали неожиданно, как у нас бывало. Кто-то, где-то, что-то решил, подписал и нас всех прямо с Кавказа, с Памира — в Италию. Дома всего несколько часов побыли и прямо из ЦК в самолёт.
Кто с нами был? Саша Каспин, он всегда руководил заграничными поездками; Владимир Кизель, физик, профессор — в качестве тренера; из Ленинграда Гера Аграновский и Костя Клецко; из Москвы Володя Шатаев, ты и я. Все мастера спорта, Кизель — заслуженный. У нас на Кавказе были итальянцы во главе с их министром культуры и спорта Фабиаио Савиацем. Его по обычаю свирепого кавказского гостеприимства так напоили, что он два дня голову не мог поднять. Вот он нас и приигласил. Предложил несколько вершин, гидов дал. Мы, конечно, ни по-французски, ни по-итальянски не соображаем, один Кизель у нас языки знал.
Накачка в ЦК, чтоб все при галстуках и никаких выкидонов. А прилетели в Милан, идёт по аэродромному полю нам навстречу министр Фабиаио Савиац в ковбойке с засученными рукавами. Мы тут пиджаки скинули, галстуки в карманы и больше их не надевали. Нас в ресторан, перед каждым графин вина.
— С расширяющимися горлышками.