В 78-м году я впервые попал в Саяны. Всегда мечтал о новых местах, и практически каждый год мне в этом везло. Приехали в Иркутск и 400 километров по тракту. Был май. У иркутских альпинистов плановые восхождения. Успели мы сходить на пик «Динозавр» третьей категории трудности. Предстояло пройти несколько новых маршрутов и классифицировать их. Они меня пригласили как члена комиссии по аттестации. Высоты небольшие, за 2000 с лишним. Перепады стен 300—400 метров, снежники, ледников практически нет.
Я собирался уже на выход, стоял уже с рюкзаком и тут подбегает ко мне парень и сообщает страшное известие — у меня умер отец.
Естественно, сборы были не долги, собрался за 10 минут. Приехал в Иркутск — Москва не принимает, полетел в Харьков, в Одессу попал с сильным опозданием, думал уже похоронили, и ехал из-за матери. Когда же я добрался до Одессы, отец лежал ещё дома. На что я уже и не надеялся. Звонил по дороге изо всех точек, где был телефон, звонил в Одессу, сообщал о своём местонахождении. И тогда мать решила меня ждать. Успел попрощаться с отцом. Так закончился май и вскоре я уже был на Памире.
Когда мы ехали под пик Лукницкого, с дороги, с Памирского тракта, увидели сказочной красоты вершину. Глаз у нас загорелся. В том углу ещё никто не был, хотя от дороги подход небольшой. Мы отсняли вершину и заявили её на первенство Союза 78-го.
Были сложности с подходом под стену. Ледник разорван, много трещин, поворотов, перегибов. Не сразу начали работу на стене. Здесь Башкиров получил первую свою травму. Обработали мы большую часть стены. На плече вершины у нас ночёвка, абсолютно безопасная. И ночью скатился камень, перекатился через Башкирова и травмировал ему голову. Потеря сознания, сотрясение мозга. Кстати, у Башкирова очень интересно организм реагирует на травмы, он моментально отключается, сознание полностью вырубается. Оказали ему доврачебную помощь (довольно много шло крови) и как только начало светать стали спускаться вниз. Доставили в Хорог, положили в больницу и через день вышли на стену. Володя отлежал в госпитале день и убежал без разрешения. Все его искали, в том числе и пограничники.
Стену мы прошли, и я предложил назвать гору «Пик отцов». Никто не возражал.
— Володя, расскажи, с чего ты начинал в «Спартаке»?
— Начало было сложное. Лидер «Спартака», известный альпинист, заслуженный мастер спорта Абалаков В. М. и ещё ряд «китов»: Кизель В. А., Ануфриков М. И., Аркин Я. Г., Боровиков A. M., Филимонов Л. Н., тоже заслуженные мастера спорта, чемпионы страны. И вдруг, какой-то хохол просто мастер спорта свалился им, как снег на голову. С Абалаковым у меня отношения не сложились, хотя он и включал меня в основной состав на пике Коммунизма по Южной стене, правда, это неудачная попытка 1962 года.
Я активно взялся за работу с молодежью. Задела фактически никакого не было. У Олега Абалакова — 2-й разряд, у Балашова Шуры тоже, у Шатаева Володи — 3-й и т. д. Ходили мы много и через три года команда наша созрела до первенства Союза. Потом пошла вторая заявка, а на третьей я понял, что мы не готовим себе смену. Ходили мы жёстко, с короткой командой, заявлялись на Союз. Я подумал, что наша команда может провалиться, как это было уже с другими. Я стал запрашивать маленькие справки из альплагерей, куда мы ежегодно отправляли 200—300 новичков и разрядников, о перспективных ребятах. Кстати, о Башкирове я узнал именно по такой справке-характеристике из Узункола, где он был по обычной путёвке. По таким же характеристикам я узнал и о Коровкине и о Иванове. Стал обращать на них внимание, следить за их ростом. И когда они выполнили второй разряд, я потихоньку начал включать их в основную команду. Если из трёх-четырёх оставался хотя бы один, то это уже здорово. Вот с помощью такой методы, за время моей работы в «Спартаке», мы подготовили порядка 50 мастеров спорта. Эти люди непосредственно с нами проходили сложные маршруты. Даже когда закончился наш советский альпинизм, ребята эти остались и продолжают наше дело.