В 86-м году приехала группа американских альпинистов, профессионалов. Проводники,спортсмены высшего класса, Альпы знают, Гималаи... Говорят, хотят сходить по моему маршруту на Ак-су. По тому, что мы с Башкировым делали. Я им сказал, что маршрут не окрючен и надо положить дней 5—6. Абсолютные отвесы, гамаки... Они мне не сильно поверили. Вышел с ними под Ак-су. Подошли под стену, она на них просто легла. Впечатляет сильно. Тут они руки подняли: «Мы в этом году не готовы для такой стены». Их поведение мне понравилось. По-мужски.
Пошли по более простому пути, слева по гребню. Но тоже... 5б все-таки. В верхней части верёвок шесть с приличным лазанием. Я им сказал, что нужны минимум две ночёвки. Они опять не поверили. И вернулись, не пройдя башню. Поклялись приехать ещё раз, но не знаю приезжали или нет.
— Сколько лет ты там работал, Володя?
— С 82-го по 86-й, четыре года получается. Но и будучи в Управлении, я туда ездил. Отлично были подобраны тренеры, инструкторы. Кенсицкий, моя правая рука — выпускающий. Мы с ним много работали. Лаврик из Киева, Юра Козлов, Саша Кизиков работал. И все много ходили, ходили сколько хотели.
Помню, в 86-м году после пяти первовосхождений, из них два шестёрочных, я немного утомился. Подходит ко мне Володя Башкирию: «Владимир Дмитриевич, не пойдёте со мной на стену?» Я рассмеялся, говорю: «Володя, ты чего? Смотри, тут целая команда хороших ребят, молодых, борзых». «Вы знаете, они не хотят больше,устали, находились». И мы на следующий день с ним пошли на стену Искандера, 56. Планировали в день её пройти.
Лезу и думаю: «На кой черт?» Уже осень, начало сентября. Мы не дошли до верха, начало смеркаться, я говорю: «Володя, садись!» И мы сели с ним на холодную ночёвку. Холодную относительно, у нас были пуховки, ноги в рюкзаки. Но жарко не было. Смотрели на закат, потом на восход. Представляешь, что такое осень в таких горах?
— Чистота воздуха и вдали прозрачность с жемчужной дымкой.
— Всё звенит... Беспрерывно меняются цвета, игра света.
С горами расставаться сложно. Я боялся идти на бюрократическую должность, думал, завяну в альпинизме. Но у Тера хватка бульдожья, он меня прихватил. Я говорю: «Одно условие: я должен каждый год делать хотя бы по одному восхождению». «Старик, нет проблем. Как сказал, так и будет».
В 86-м году делал Блок. Вишу на стене, мне по радио передают телеграмму от Сергея Аганесовича: «Немедленно возвращайся в Москву. Производственная необходимость». Я со стены даю ответ: «Не могу вернуться в Москву немедленно производственной необходимости на месте». Еду, переживаю: раз немедленно, значит, горит что-то. А он говорит: «Знаешь, старик, тут совещание намечалось, нужно было твоё выступление».
Я говорил, что передал базу «Алай» Гинзбургу. Нижайше просил его сохранить чистоту и порядок на базе. Когда через год приехал — всё загажено. Всё. Никаких туалетов, ночёвки завалены банками и другим мусором. За один год оказалось возможно всё разрушить, перевернуть. Не могу забыть...
Стал я работать в 85-м году замом начальника Управления. Дело непростое. 20 альплагерей и несколько альпбаз. Сейчас, когда вижу их разрушенными, разграбленными, сердце кровью обливается. Тогда уже в мае всё Управление разъезжалось по лагерям, чтобы принять их к началу сезона.
Приезжаю на Кавказ, скажем, в «Шхельду», за десять дней до начала сезона. Составляю список недостатков, до 50 и больше. Ну, там, душ не работает, туалет без крыши, в столовой вилок не хватает... Говорю начальнику лагеря: «Вот тебе 50 недоделок и 5 дней. Я уезжаю на другую базу. Что снимешь, хорошо, не сделаешь — запишем». Через пять дней возвращаюсь, остаётся только то, что требует капитальных вложений.
— Как всё-таки отлично у нас было поставлено дело альпинизма! За рубежом такого даже представить себе не могли. Когда зарубежные альпинисты у нас появлялись, то сначала ничего не могли понять. А потом начинали удивляться. Как это?! Почти бесплатно, на всём готовом и столько лагерей? 15-20 тысяч человек каждый год занимаются альпинизмом только в альплагерях. У них такого не могло быть. Как и у нас теперь, впрочем. Штат, столовая, питание, душ, постели, снаряжение, тренеры — всё даром.
— Конечно, многое зависело и от людей. Например, когда в «Ала-Арче» начальником был Вайсман, то старое снаряжение сжигалось. Ботинки, штормовки и даже ледорубы. Он считал, что, если их не уничтожить, то их поменяют на новые.
— Нет, Саша, мы всё ремонтировали. Работали мы с Сергеем Аганесовичем неплохо. Но тут у меня возникла возможность поехать в первый раз в Непал. В мае месяце. Без восхождений, просто трек. Он меня не отпускал: «Старик, нас не поймут. На носу сезон, а ты собираешься ехать в Гималаи». — «Но мы же договаривались. Я еду в отпуск». — «Ну что ж, придётся нам расставаться». А у меня как раз заявление в кармане: «Прошу уволить по собственному желанию». Он обалдел. Союзное Управление, номенклатура, так не уходят. Нужно мотивировать, нужен перевод. Пришлось его оформить.