— Брэд…
— Они позвонили мне на работу. Позвонили на работу, чтобы я пришел и забрал тебя. Теперь все знают.
— У меня будет ребенок, Брэд.
— Черт бы тебя побрал, Мэгги, сейчас не время шутки шутить… — Он осекся. — Ты серьезно?
Она кивнула головой, водя пальцем по рисунку кошелька из голубого винила.
— …Твою мать! — сказал отец.
Мама нахмурилась:
— Не говори так.
— Буду говорить так, как захочу.
Я уткнулась в учебник математики, жалея, что цифры из него не могут схватить меня и забрать к себе.
Мама подошла к раковине и стала наливать воду в чайник.
— Что ты собираешься делать? — спросил отец.
— Вскипятить воду, чтобы попить горячего.
— Я имею в виду ребенка.
Вода перелилась через край чайника и потекла в отверстие раковины.
— Как хочешь, — сказал он. Опять хлопнула дверь черного хода. В этот раз за ушедшим отцом.
Я пыталась решить задачку о розничных ценах на пару туфель, делая вид, что не произошло ничего необычного. Мама села на другом конце стола и съела весь пакет печенья «Ореос», тщательно обмакивая каждое в чашку с быстрорастворимым кофе без кофеина.
Позже в тот вечер я услышала, как ее рвет в ванной комнате внизу.
А отец в ту ночь так и не вернулся.
Мама и я пристально смотрим друг на друга.
— Пошел он к черту, этот ужин, — говорит она. — Давай-ка лучше выпьем кофе с печеньем.
Сидя рядом с ней за столом, я раздумываю, не надо ли мне извиниться перед тем безымянным человеком, который выдумал фразу о совместной еде. Только мама ничего такого не говорит. Но ведь в той фразе говорилось о близости, а не о беседах.
Мама макает и ест.
Пальцами я обнимаю горячую кружку, стоящую передо мной, и стараюсь не вдыхать тошнотворный запах пеканов.
— А почему именно пекановое печенье? — спрашиваю я, когда кофе в моей кружке становится еле теплым.
— У бабушки была аллергия на орехи.
Я жду дальнейших объяснений, но их нет.
— А что случилось с теми разноцветными флакончиками, которые были у бабушки? — Даже не знаю, почему я об этом спрашиваю. Может быть, потому, что серый вечерний свет, пробившись сквозь запыленное окно кухни, стал еще серее.
— Отца весь день не было, — говорит мама. — И он даже не позвонил, чтобы узнать, как Джина добралась домой.
— Может быть, он думал, что ты ему позвонишь, — отвечаю я, забыв, что сегодня воскресенье. Забыв, что мобильный телефон остался у отца в кейсе в гостиной. Забыв о Долорес.
Она хмурится и смотрит на меня. Окунает в кофе еще одно печенье.
— По-моему, они на чердаке.
Итак, флакончики и маленький домик на самом деле существовали. И я могу хранить разноцветные воспоминания о том, как я играла на расцвеченном радугой паркете, в коробке из-под сигар. С чем же я играла? Я копаюсь в сокровищнице своей памяти, когда мама встает, чтобы сделать еще одну чашку кофе, и отвлекает меня.
— И те флакончики были не бабушкины, — говорит она. — Они были мои.
Я открываю рот, но она прерывает меня:
— Ой, посмотри. Папа приехал.
— Как Джина? — спрашивает отец, открывая дверь.
Мама доливает воды в чайник и ставит его на плиту. Затем накладывает в чашку растворимый кофе.
Молчание затягивается.
— С ней все хорошо, — говорю я в этот вакуум. — Она наверху. Спит.
Он кивает головой и поворачивается к маме.
— Почему ты мне не позвонила?
— И куда же это я должна была звонить? — спрашивает она.
Молчание.
Свистит чайник.
Отец протягивает руку и трясет ее за плечо.
— Мэгги! Что с тобой?
Она удивленно смотрит на него.
— Так ты все же был сегодня на работе? Когда ты не позвонил, я решила, что ты… — И она останавливается в наигранном изумлении. Потом улыбается: — Ну ладно, теперь я знаю. Хочешь есть?
Он отпускает ее плечо, как будто она вдруг превратилась в незнакомую женщину. Как будто он шел по улице, ища в Чикаго пропавшую провинциалку. Останавливал незнакомых женщин, обнимая их за плечи, и поворачивал к себе лицом, пытаясь узнать.
— Нет, — говорит он. — Я поел в городе. Кое с кем.
— Ну и хорошо, — отвечает улыбаясь мама. — Потому что мы не приготовили тебе ужин.
Лицо у него сводит судорогой, и оно покрывается морщинами, потом он кидает свое пальто на стол и идет в гостиную смотреть телевизор.
Мама спихивает его пальто на пол и садится за стол с очередной чашкой кофе. Берет шуршащий пакет с печеньем и шарит в нем в поисках последнего оставшегося лакомства.
— Можешь взять эти флакончики, — говорит она мне. — Если хочешь.