Долохов чуть не выскочил из камина. Лицо у него было растерянно - счастливым.
- Родная, я столько должен тебе сказать. Моя ты маленькая, я подойду завтра, к шести?
С этими словами Он исчез в камине. Эх, мужчины - братья наши меньшие... Даже большие и сильные, они - глина в умелых женских руках.
-Тетушка, мне нужно за продуктами! Завтра в шесть мы принимаем Тони!
Я побежала искать домочадцев. Где в Лондоне продают сало?
Глава 17
Через два часа я медленно брела по Лютному переулку. Настроение опустилось до нуля и стремительно падало куда-то в район вечной мерзлоты. Я нашла почти все. Ключевое слово — почти. Сало было не то. Вот не то, и все. Сметаны не было вообще. Бедные англичане, кушают всякую гадость. Вот и злые такие. Неунывающая тетушка отправилась со мной к знакомому дельцу в Лютном, который мог достать все. Да, он мог. Через недельку. Мне надо сейчас! Мне еще борщ варить сегодня. Я люблю борщ, который перестоял ночь. Он вкуснее, чем свежий. По крайней мере тот, который готовлю я. Тетя зашла еще к паре знакомых, мы договорились, что встретимся у лавки с серебряной загогулиной на вывеске. Я гуляла и осматривалась. Впечатление было двойственным. По книге и фильмам я ожидала чего-то очень мрачного и страшного. Ничего особенного. Барахолка, как она есть. Есть и темные закоулки, и жутковатые личности, но ничего экстраординарного здесь не было. Бедноватый райончик, за кошельком нужно приглядывать, только и всего. Кровососы и душегубы жертв на клочки не рвали, кровища рекой не текла и трупы на каждом шагу не валялись. Я лениво раздумывала о том, как важна точка зрения. Мы видели Лютный глазами испуганного ребенка, местные пьяницы показались ему невиданными чудищами, эка невидаль. Я даже тихонько стала напевать: "Нам не страшен серый волк, старый волк, глупый волк"…
Ко мне под ноги бросилось что-то маленькое и косматое.
— Матушка, матушка, помоги!
Цепляясь за мои ноги, стоял маленький замызганный мужичок. Одет он был в сапоги, рубашку косоворотку и полосатый костюм. Все было старым и грязным. Лицо было курносым, имелась грязная темная борода и растрепанные волосы. Он смотрел на меня с отчаянной надеждой. Мне показалось, что я знаю, кто это.
— Ты — домовой? Бездомный? Как же ты один, маленький?
Домовой отчаянно кивал, обнимал мои ноги и жаловался:
— Умерла моя Ягуша, выгнали нас. Помираем потихоньку, совсем отчаялся, вдруг слышу — ведьма песню поет, по-нашему. Бежал, боялся — потеряю. Добрая госпожа ведьма, возьми нас к себе, Велесом молю, помоги.
Бедный, как я его понимаю. Один, без надежды, без дома. Я приняла решение.
— Как тебя зовут? Надеюсь, не Кузя? — Я улыбнулась домовому.
— Боричем кличут, матушка. Со мной кошка моя, Гусена. Неужто берешь?
Из-под лацкана пиджака высунулась черная смущенная мордочка.
— Только имей в виду, Борич. Пока у нас своего дома нет, у тети живем. Но дом будет, обещаю.
— Ничего, хозяюшка. Дом — дело наживное. Главное — чтобы ты нас приняла. А уж мы послужим, на совесть, не сомневайся.
Во мне взыграла моя паранойя.
— Расскажи мне, какие обязательства накладывает на нас обоих наше «сотрудничество»? Пойми меня правильно — я хочу тебе помочь, но не за счет своей жизни, здоровья и тому подобного. Для того, чтобы ты считался «моим» нужен какой-то ритуал?
Он закивал.
— Конечно, матушка. Я понимаю, хорошие ведьмы всегда осторожны. Иначе не проживешь, всяк обмануть норовит. Да и выгляжу я плохо, грязный да страшный. Да пойдем хоть к этим, гоблинам, тьфу, пусть права и обязанности тебе растолкуют, твари они, но свое дело знают. Весь я тут перед тобой, как на духу. Всего-то мне надо, чтобы семья у меня была, чтобы Гуська моя от голода не плакала, чтобы жизнь у меня была, помирать не хочу. Я пригожусь, я отслужу. Я много чего умею, я…
Я его погладила по косматой головенке и сказала:
— Все, успокойся. Сейчас дождемся тети и пойдем домой. Покушаешь, помоешься и отдохнешь, потом дальше поговорим.
Неожиданно из пустоты появилась Гризельда.
— Везет тебе, Эйлин. Домовой тебя не обманывал, он служить будет верно. Извини, что сразу не показалась, но очень мне интересно было посмотреть, как ты себя поведешь. Молодец, моя кровь. Говорю же — ты везучая! Не поверишь — я сметану нашла и сало, такое как ты просила! Пошли домой. Держись крепче, домовой.
Порт-ключ. Снова. Ненавижу порт-ключи.
По прибытии я отправила домового и его кошку кормиться и приводить себя в порядок, коротко поцеловала Северуса и коварно перекинула его на тетушку. Тетушка была довольна и они отправились варить первое зелье в жизни моего ребенка. Он был воодушевлен и подпрыгивал от нетерпения. Похоже, в этой реальности он тоже станет зельеваром.
Я рванула на кухню, распугала местных домовиков и развила кипучую деятельность. В течение 4 часов я крутилась, как бешеная белка в колесе. Я резала, жарила, проверяла духовку, готовила маринад, проверяла соус, раскатывала тесто, в общем готовилась к приему гостей. Ближе к девяти часам вечера я была выжата, как лимон, но все было готово. Наполеон пропитывался, борщ настаивался, жаркое пахло умопомрачительно и доходило под крышкой, оливье ждал заправки майонезом, а воздушные безе белели высокой горкой на большом блюде.
Я оглядывала дело рук своих, когда услышала голос домового:
— Ну ты сильна, матушка! Я спал, как барин, а ты белы рученьки свои пачкала? Последний раз, матушка, ты сама горбатилась. Теперича я за кухню возьмусь. Если оставишь, конечно…