Я же находилась в прострации. Абрахас и Тони пришли на дегустацию и пронырливый Малфой уже успел стаскать их внутрь. Они пили шампанское и почтительно слушали внушительного мужчину, пришедшего с ними. Разумеется, этот седовласый дорого одетый мужчина не имел ничего общего с безносым упырем, но я точно знала, что это ОН. Конечно, Лорд был под обороткой, или под чарами, но это был он. Я знала это с того момента, как по ходу пантомимы, модели повернулись лицами в зал. Немножко раньше я упоминала, что Бейтс неожиданно решил добавить аксессуаров за две недели до показа. Что же, он это сделал. Он заменил простые белые маски мимов, которые мы планировали изначально, на произведения искусства. Каждая маска для каждой модели была неповторима. Серебряные маски со сложным рисунком — орнаментом, покрывающие все лицо, с вырезом для глаз и рта, были вручную раскрашены Бейтсом и самолично розданы каждой модели — девушкам и юношам. Это были маски пожирателей. Вернее их прототипы, потому что эти маски еще не вызывали ужаса, эти маски были просто чуть готично прекрасны. Я испугалась их до икоты, когда увидела. Я не могла оторвать от них взгляд. Страшнее всего было то, что никто из людей в зале даже не догадывался, что именно они видят. С этими масками пожиратели будут сеять панику, пытать и убивать.
С этой секунды я знала, что ОН в зале. Не потому, что так и было в оригинале, нет, я просто знала, что эта вселенная смеется надо мной, превратив миг моего профессионального триумфа в самый страшный кошмар. ОН в зале. Я стояла в тени, чтобы незаметно исправлять недочеты и сейчас была рада, что не вышла в зал. У меня была отличная стратегическая позиция и я ею воспользовалась. Я быстро его нашла. Я его почувствовала. Мне было страшно, как никогда в жизни. Я старалась не смотреть на него прямо, помня, что он один из сильнейших легилиментов в Англии, но он все равно почувствовал мой взгляд. Я отступила за колонну, но все равно физически ощущала его взгляд на своей коже. Он не мог разглядеть меня, но он наслаждался моим страхом. Он попытается найти меня, я была уверена. Мне надо было скрыться. Я быстро распустила волосы и натянула одну из запасных хламид. Также я натянула одну из масок и смешалась с девушками моделями в маленькой курилке. Сиггинс нашел меня с сигаретами, но сам себе объяснил мое поведение стрессом и оградил меня от любого нежелательного общения. Малфоя с Долоховым он тоже спровадил, извинившись моей занятостью и сумасшедшим днем. Я сидела в полной прострации и пыталась взять себя в руки.
Именно в этот момент до меня дошло, что я ничего не смогу изменить. Ничего. Вселенная пластична, она приспосабливается. Слова из фильма «Поворот не туда» наполнились для меня новым смыслом. Против Темного Лорда я не продержусь и пяти минут. Против Дамблдора — столько же. Двое взрослых, умных, жестоких мужчин, обладающих властью и опытом друг против друга и вдруг тут еще я, Мэри Сью рекламного розлива. Я для них со всем своим «после знанием» даже не фигура на шахматной доске, а скорее песчинка в песочных часах, которыми они отмеряют свои ходы. Все будет, как должно быть, все примут свою судьбу. Я не могу ничего сделать. Хотя…
Хотя, как величина неучтенная, а значит неинтересная, я могу попытаться вытащить одного-двух человек. Тех, что еще ни одному из игроков не интересны. Ребенка, может быть, женщину. Я уберегу Северуса, я сбегу с ним, и заберу Ирму, если смогу. Ирма еще не успела сильно засветиться в игре, в каноне от нее было лишь имя на гобелене, ее можно попытаться выдернуть. Я сбегу так далеко, как только смогу. Тони и Абрахаса мне не спасти. Их судьба и смерть предрешены. Я не буду пытаться спасти всех, иначе смерть моя будет ранней и бессмысленной. Я должна уберечь Северуса. Я пришла сюда для того, чтобы изменить его судьбу. О моем любовном счастье речи не было. Прости, Тони. Плевать на любые Родовые дары, я не магичка, этому надо учиться с детства, ну не бывает так, что за один ритуал я могу в одночасье стать круче Мерлина. Хотя бы мышечная память должна наработаться, не говоря обо всем другом. Нельзя полагаться на то, что легко может подвести. Я — это я, и спасти меня и моего сына может только моя голова. И деньги.
Глава 21
Я сидела среди коробок в маленьком грязном дворике с пустой бутылкой дорогого шампанского в руке и очень себя жалела. Мои ассистенты нашли меня в курилке, вытянули на условно свежий воздух и распили со мной бутылку «за победу». Я отправила их в зал работать, а бутылку оставила себе. Я ее допила и расстроилась еще больше. Мне было плохо и горько. А что делает наш человек, когда ему грустно и муторно на душе? Если душа болит — ее надо лечить. Нашу душу лечит только водка. Если водки нет — сойдет другой алкоголь. Горилка, самогон, шнапс, виски, коньяк. Хотя водка лучше всего. Я погрустила по поводу отсутствия водки, но вспомнила, что у Сиггинса в заначке есть виски для VIP- клиентов.
Лечение требовалось срочно, поэтому я пошла за ним, как была — в хламиде и с растрепанными космами. Разгоряченные клиенты трижды приставали ко мне с неприличными предложениями, которые я игнорировала. Четвертый, на свою беду, добрался до меня уже в подсобке, когда я ополовинила бутылку. Ну что сказать? Я с утра ничего не ела, была хронически уставшей и у меня был стресс. В общем, гоняла я низенького толстого баварца с криками по-русски: «На Берлин!» по всему выставочному залу. Меня спеленал Сиггинс, баварца вывели лакеи. Лакеев я нанимала лично, выбирала дюжих спортивных мужчин и условия оплаты им выставила отличные, при условии их полной лояльности. Кроме того, я дала каждому по два пригласительных на третий день презентации, каждый билет уже продавался перекупщиками впятеро от номинала и цена продолжала расти. Лакеи меня любили, а баварца нет. Так что ему досталось.
Как ни странно, скандальное происшествие сыграло нам на руку и на следующий день все были уверены, что Бейтс нанял для презентации труппу русских балерин из Московского Большого театра за неприлично большие деньги. Сиггинс и Бейтс повели меня в ресторан отмечать дальше и сделали это зря. В ресторане играла живая музыка и мне захотелось «караоке». Невзирая на то, что посетителям петь не разрешалось, я за пятнадцать минут побраталась с музыкантами и устроила концерт. Я спела «Шансоньетку» три раза на бис, «Зеленоглазую колдунью» два раза, «Вставай, страна огромная…» один раз, «Есаула» два раза, «На Колыме, где тундра и тайга кругом» один раз (любимая песня любимого шефа), «Марсельезу» мы пели всем рестораном, а на закуску я исполнила гимн Советского Союза, причем всех заставила встать. Потом мы уже всем рестораном было собрались просить политического убежища в СССР, причем Сиггинс и Бейтс непременно хотели служить на границе, но прилетел бешеный Соловушка и с ним Борич на фестрале. Им никто не удивился, все старались накормить «лошадку» мясом по моей наводке, отчего фестрал абсолютно офигивал и покорно ел даже яблоки, а Борич нервно приговаривал: «Не балуй, не балуй, барин» и устраивал меня верхом. Высокий толстый официант гладил разомлевшего Соловушку и плакал, что сбылась его детская мечта — наконец-то он увидел орла. Меня с трудом и под протесты присутствующих загрузили на фестрала. Я заснула где-то в районе Сохо.