Надо отметить, что отказ от ответа на вопрос, который ставит лично вас в положение подозреваемого, нередко психологически труден, особенно в щекотливых ситуациях, когда его можно понять как трусость. Вы готовы были бы выручить, например, товарища, взяв какой-то "грех" на себя. Но можно ли считать такую позицию правильной? Разумеется, нет. Гораздо лучше просто объяснить нелепость вашего положения как свидетеля в этом деле. Ведь вы не можете им быть, коли вас подозревают в соучастии в преступлении.
Другой пример не относится к практике следствия, но я позволю себе его привести, поскольку ситуация довольно распространенная. Предположим, человек 25 лет проработал на ответственной работе и всегда, вплоть до увольнения (в связи с желанием выехать в Израиль), получал большую зарплату. На вопрос милиционера: "Где вы работаете?" он вряд ли откажется отвечать. Он скорее "сознается", что нигде не работает, и предпочтет доказать, что живет на средства, заработанные честным трудом, чем попросту откажется отвечать на вопрос. Таким образом он облегчит преследование самого себя за тунеядство, в то время как следовало бы заставить доказывать, что он тунеядец, тех, кто обязан это доказывать.
Следователь. Отказываетесь ли вы сказать, что знаете автора письма?
Свидетель. Нет, не отказываюсь.
Следователь. Что вам мешает ответить на вопрос: "Кто автор письма?"
Свидетель. Мне мешает необходимость придерживаться рамок расследуемого дела.
(Из протокола допроса по делу А. Твердохлебова, июнь 1975 года.)
Итак, если вы не уверены, что вопрос следователя не по делу, у вас есть повод на него не отвечать. Но интересно, что такой же повод возникает, если вопрос наводящий, "слишком близкий" к делу, то есть подсказывающий свидетелю ответ "да" или "нет". Закон прямо запрещает задавать наводящие вопросы. Например, нельзя спрашивать: "Давал ли вам Рабинович читать "Архипелаг ГУЛАГ"? Следует спросить: "Давал ли вам Рабинович какие-либо книги?" Предположим далее, что вы говорите, что вам непонятно, о каком Рабиновиче идет речь, и хотелось бы увидеть его фотографию. В этом случае следователь не имеет права показать вам одну фотографию (это было бы наводящим вопросом). Он должен показать сразу несколько фото, чтобы вы сами узнали Рабиновича на одном из них. Подобную просьбу не так легко выполнить. Тем более что вся процедура опознания должна совершаться в присутствии понятых и оформляться протоколом.
Если правду прокричать вам мешает кашель,
Не забудьте отхлебнуть этих чудных капель.
(Из песни Булата Окуджавы.)
Теперь попробуйте восстановить в памяти прочитанное на предыдущих страницах. Итак, все вопросы просеиваются через 4 сита системы "ПЛОД". Запомнить слово нетрудно: плод вашего воображения (с дерева добра и зла) и вместе с тем запретный плод, который сладок.
Первое сито "П" означает требование внести вопросы в протокол, затем сито "Л" — вы размышляете, не ставит ли заданный вопрос вас лично в положение подозреваемого в соучастии в преступлении. Далее сито "О" — отношение к делу, но не "слишком близкое". И наконец сито "Д" — допустимость ответа с точки зрения ваших представлений о морали.
Очевидно, система "ПЛОД" заставит вас не торопиться и думать. Начнете думать — возникнет интерес и сам собой исчезнет страх. Все четыре сита призваны избавить вас от вероятных неприятностей.
Но если три первых принципа должны препятствовать появлению в протоколе какой-то информации, то, в противоположность этому, четвертый принцип позволяет вам добиться внесения в протокол того, что вы считаете необходимым, например какие-то непротокольные слова или поступки следователя.
Чтобы убедить следователя в нелепости вопроса, я спросил его:
"А когда вас заинтересовала проблема прав человека?"
Ответ заставил меня подпрыгнуть на стуле — оказывается, что его это
никогда не интересовало.
(Из рассказов о допросе.)
Из легких вопросов следователь сооружает как бы большую колыбель. Слегка укачивая вас в ней, он терпеливо и бережно высиживает свой важный вопрос. Надо хорошенько убаюкать ваше внимание. Зорким часовым стоит он над душой и легонько подталкивает, не давая понять куда. Возникает довольно бодрый темп допроса. И вдруг — вопрос трудный. Вы смутились (обнажились), а следователь и рад. Он откровенно изучает ваше смущение, напоминает об ответственности за дачу ложных показаний, не дает сосредоточиться.