При всей очевидности содержания, даже если вы хорошо помните экранизации этого детектива, сюрпризы вам режиссер гарантирует. Актеры будут играть страх, а напряжение переползет в зрительный зал.
Сцена из спектакля «И никого не стало»
Уильям Блор в исполнении актера Сергея Угрюмова и его тотемное животное руки скульптора Александра Рукавишникова.
Сцена из спектакля «И никого не стало»
Религиозная ханжа Эмили Брент / актриса, Алена Лаптева / и нервный доктор Армстронг / актер Виталий Егоров
Сцена из спектакля «Старший сын». Постановка Владимира Машкова
Вторая премьерная постановка «Старший сын» по пьесе Вампилова, которую играют на исторической сцене на Чаплыгина, смешная и очень человеческая история, с которой когда-то начинался режиссёрский путь Константина Богомолова здесь же, в подвале, а с тапком за тараканом по сцене тогда бегала Яна Сексте. На этот раз режиссёром выступила Алёна Лаптева, сама прекрасная актриса и педагог. Алёна считает, что Вампилов сегодня современен, и из множества тем, которые есть в этой пьесе, она выбрала историю того, как чужой, посторонний человек становится родным.
Матросская тишина. Постановка Владимира Машкова/Олега Табакова
Очень сложно в одной пьесе рассказать о многом — о жизни целого поколения, но если это удается, то пьесу будут ставить год за годом, и она будет также понятна новому зрителю. Александр Галич смог вместить, а Олег Табаков поставить у себя в театре такую историю о людях СССР времен войны. Больше двадцати лет назад эта история взбудоражила Москву и все заговорили про какой-то (тогда «какой-то») подвал. Сегодня «Подвал» не просто с большой буквы пишется и с уважением произносится, он стал папой, родив новую сцену на Сухаревской. «Малышка» свежа, светла, остеклена и сегодня принимает своих зрителей спектаклем, не сходившем с афиш более десяти лет в папе-Подвале.
Спектакль тот, да не тот. Оставили декорации Александра Боровского такими, какими они были. Но, разлетевшиеся из подвала птенцы гнезда Табакова, сыгравшие свои первые роли там, сегодня театры возглавляют сами. А потому роли, которые играли Владимир Машков (бессменно Абрам Шварц), Евгений Миронов, Александр Марин, Сергей Безруков (Давид Шварц), исполняет сегодня другое поколение артистов.
Сцена из спектакля «Матросская тишина»
История эта, незамысловатая вроде, рассказанная тихим голосом с одесским акцентом, начинается в довоенном небольшом городке Тульчине, каких в России было множество.
Сцена из спектакля «Матросская тишина»
Вдадимир Машков в роли Абрама Шварца, простого советского кладовщика и гражданина
Галич нарисовал портрет советского простого завскладом, но не так, как это делали в славящих режим пьесах о комсомоле, стойках века, всероссийских достижениях трудящихся… и героических военных победах наших солдат с фашистами. Нет. Все это в пьесе есть, но это фон. Фон, на котором герои воруют со склада (мыло ящиками и ещё что-то там, наверняка), берут графин водки на встречу с ревизией на складе, возвращаются из Палестины вдруг в свою родную глухомань, проехав по Европе. Герои пьесы-спектакля боятся партийных деятелей, как огня, учат никому не нужные даты съездов КПСС, уезжают на всероссийские стройки, но и приносят соседу последние 30 рублей, когда его исключат из комсомола и выгонят из консерватории потому, что отец стал врагом народа. Герои эти получают от отца-пьяницы в нос за кражу открыток, подаренных любимой девушке, мечтают о булке с маслом, как о чем-то несбыточном, стыдятся своего отца-не дирижера оркестра, любят одних девушек, и не любят других, идут всем городом на расстрел с желтыми звездами на груди, и едут в санитарном поезде сквозь войну, по пути теряя пассажиров-солдатов. Этих подробностей с лихвой должно хватить, чтобы пьеса оказалась под запретом. Но главный герой — не стахановец или первый парень на деревне, а Абрам Шварц — кладовщик. Он мечтает не о победе коммунизма на этой части суши, а о буржуйских или мещанских поездках в Крым с сыном-музыкантом, и «чтобы горничная в накрахмаленном переднике приносила завтрак в постель». Массовые аресты, с обязательным «не может быть, партия разберется». И не героические победы, а реально покалеченные и изувеченные войной мальчики, не сыгравшие в своей жизни ни одного большого концерта, умирают не с именем Сталина, а крича: «Сестра, сестра! Воды!». Это просто слепок с реальной жизни обычных людей. Никогда советская цензура не пропустила бы такое.