Закулисные интриги в «Трёх Толстяках»
Редакция выражает благодарность экспертам-консультантам по истории Катурии: Людмиле и Александру Белаш, Тимуру Каирову, Виктору Цибиху и Алисе Кестенбаум.
Как правило, при разборе книг первым делом присматриваются к жизни автора. Чтобы не отступать от традиции, напомним: Юрий Олеша родился в 1899 году в семье обедневших польских дворян — оттуда и его необычная фамилия. Вскоре после революции его родители эмигрировали, а сам он решил остаться в Одессе. Именно там собрался творческий кружок писателей, которые позже прославились на всю страну: вместе с Олешей начинали свой путь Катаев, Ильф и Петров. В 1922 году они все вместе переехали в Москву (там к компании присоединились Булгаков и Паустовский) и стали работать в газете «Гудок».
Обычно рассказывают, что идея написать «Трёх Толстяков» пришла к писателю при встрече с девочкой, читавшей сказки Андерсена. Олеша тут же пообещал, что напишет ей сказку ничуть не хуже. Так в 1924 году появилась знакомая нам история, а четыре года спустя её наконец-то получилось издать.
Наконец главным ключом к смыслу повести почти всегда называют имя Суок. Очень уж необычно оно звучит, очень уж трепетно Олеша описывает свою героиню… Это действительно неспроста. Среди близких друзей писательского кружка были три сестры из семьи австрийского иммигранта: Лидия, Ольга и Серафима Суок. Отношения в компании были запутанные, поэтому ходят слухи, что Олеша ухаживал едва ли не за всеми тремя. Не будем углубляться в богемные сплетни — скажем лишь, что на Ольге Суок писатель в конечном счете женился.
«Трёх Толстяков» вообще обычно описывают как очень личное произведение — и притом мистическое. В нём находят детские впечатления Олеши, его сны, реверансы в сторону мистерий Гофмана… Доходит до того, что в истории с куклой наследника Тутти видят архетипическую историю про потустороннего близнеца. Говорят, что Суок проводит всю повесть в аллегорическом загробном царстве — именно поэтому её никто не узнаёт.
Может быть, Олеша и правда хотел намекнуть на мифы, но сказка у него получилась такой яркой и карнавальной, что залезать в загробное царство совершенно не хочется. К счастью, наш журнал читают не только узкие специалисты-литературоведы и в своём расследовании мы вполне можем позволить себе небольшое «а что, если?».
Что, если сказка на самом деле не настолько советская, какой кажется?
Если вдуматься, история из «Трёх Толстяков», не считая мелких частностей, вполне правдоподобна — что-то похожее могло произойти на самом деле. Можно добавить второе «а что, если?» и допустить, что сюжет Олеша не придумал, а позаимствовал из малоизвестного дореволюционного труда по истории. Конечно, ему достаточно было просто знать, как обычно происходят народные восстания, вот только писатель избрал настолько гротескную — даже по меркам сказок — форму, что поневоле задумаешься: а уж не намёк ли это? Привычным для любого жителя нашей страны усилием мы скашиваем глаза и начинаем читать между строк — и вскоре оказывается, что ни трёх Толстяков, ни даже куклы наследника Тутти вообще не существовало…
…По декорациям легко понять, что дело происходило в XIX веке в небольшой европейской стране на берегу Средиземного моря. Место уточнить тоже несложно — достаточно взглянуть, как зовут героев. Имя «Гаспар» французское (в Италии он звался бы Гаспаро, а в Германии и Англии — Каспар или Каспер), а вот оружейник Просперо куда больше похож на итальянца. Такая смесь неудивительна: вместо единой Италии в те годы было множество мелких провинций, часть из которых граничила с Францией. Легко предположить, что среди них могла затеряться ещё одна страна — крошечная, размером где-то с Корсику. Когда-то в той местности жило галльское племя катуригов, поэтому страну можно для простоты назвать Катурией.
А что же насчёт даты? Олеша прямо указал только месяц: «Однажды летом, в июне…». Но примет времени в книге предостаточно. Первое, что бросается в глаза, — освещение: на улицах горят газовые фонари, герои пользуются керосиновыми лампами и стеариновыми свечами. Все эти изобретения вошли в обиход в первой половине XIX века. А вот с технологиями конца века — беда: электричества нигде не видно, да и вместо револьверов у революционеров одни пушки и ружья. Наконец, последняя и самая очевидная зацепка — сама революция. Раз речь о середине века, то произошла она во время так называемой «весны народов», когда по всем странам Европы прокатилась целая волна восстаний. Можно даже предположить, что маленькая Катурия взбунтовалась чуть раньше — случившийся перед «весной» экономический кризис должен был сильнее всего ударить по небольшим странам. Так что дата у нас тоже есть: июнь 1847 года.