— Давайте играть! Ты будешь Шерлок Холмс, ты — доктор Ватсон, а я — собака Баскервилей… Я знаешь как выть умею!
— Я первая красавица мира. А она хочет у меня красоту украсть.
— Зачем?
— У нее тогда будет все. Она завладеет миром. Я не могла разрешить и превратилась в камень… А я плакала. Я хотела ее спасти… Но мы пока не решили, кто из нас красивее!
И тут же, рядом:
— А он первый отнял!
— А он меня укусил!
— Опять занятия будут? — этот сегодня с утра недоволен жизнью. Все к нему пристают: то просыпайся, то умывайся, то одевайся. Теперь занимайся! Невозможная, невозможная жизнь! И с надеждой на выход из кризиса — к приятелю: — Давай лучше помашинимся!
Вместо «здравствуйте»:
— Почешите меня! Ну почешите! Вот здесь, между рогами!
— …?
И почти возмущенно:
— Вы что, не видите? Я сегодня олень!
Я облегченно выдыхаю и глажу головку между двумя большими бантами — там, где, мне кажется, у «оленя» должны быть рога. Осторожно прошу:
— Ты завтра, как только войдешь, сразу шепни мне на ушко, кто ты, чтобы я не ошиблась.
Мама обеспокоена:
— Вы не находите это странным? Она все время воображает себя разными животными. Вот вчера говорила, что она — лошадь, — мама переходит на шепот. — Она говорила, что будет есть только травку.
Нет, я не нахожу это странным. Мне это очень понятно.
Да, знаете, кем я сегодня буду?
Дайте секунду подумать…
ПЯТОЕ
Сегодня хороший день — пятое.
Татьяна, моя коллега, пришла однажды в школу и рассказывает: «Возвращаюсь вчера из школы. Мы когда с вами репетировать закончили? Где-нибудь в пол-одиннадцатого? Ну вот. Пока я автобуса ждала, пока на метро… Иду к дому — на улице никого. Ни единой души. Мне надо в арку зайти. Там — черным-черно. Только я пару шагов сделала, от стены отделяется тень:
— Мать, деньги давай.
У меня дрожь по телу. Но на краю сознания все-таки сохраняется подобие мыслей: гляди-ка, мальчишка. Лет 15, не больше. Какой это класс? Восьмой. Ну девятый. Не старше. Так это же из «своих»! И я ему почти весело:
— Сынок, я в школе работаю. Ты в школе бываешь, так? Когда у учителей зарплата, знаешь? Пятого и двадцатого. Вот пятого и приходи!
Ну, и двинулась дальше как ни в чем не бывало. Иду и думаю: как огреет сейчас сзади чем-нибудь тяжелым. Но нет. Пропустил».
А сегодня как раз это пятое. Зарплата.
Я несу свою зарплату, упакованную в мешочек, приколотую булавками к подкладке сумки, и мысленно составляю список того, что не куплю. Потому что купить можно «либо то, либо другое». «Либо то» всегда одно, «либо другого» — много. Я так всегда и говорю сыновьям: «Либо то, либо другое».
В общем, составляю я в голове этот список, спускаюсь в подземный переход и вдруг вижу — старушка! С шарфиками. У нее в руках целый пучок прозрачных шарфиков. Старушка ласково зазывает: «Шарфики, шарфики! Покупаем шарфики!» — и подкидывает один разноцветный в воздух. Тот плавно взлетает, изгибается, выписывает в воздухе загогулину и опадает — медленно-медленно — прямо в руку старушке. А загогулина или ее отражение, такой росчерк чудесной кисти, еще некоторое время висит в воздухе.
Я останавливаюсь, хотя у меня в голове уже сложился длинный список того, что я не куплю.
— Шарфики, шарфики! Покупаем красивые шарфики!
Красивый шарфик — это последнее, что мне нужно в жизни. Точнее, мне вообще не нужен шарфик.
— Все цвета! На выбор!
И снова в воздухе разноцветный, нежно дрожащий росчерк. Теперь уже для меня. Я смотрю, хотя мне совсем не нужен шарфик. Смотрю — и не двигаюсь с места.
Каждый день я рассказываю своим пятилеточкам сказки. Мы усаживаемся на маленькие стульчики, они берут на руки игрушечных мягких «детей», прижимают к себе покрепче, и я рассказываю.
Можно было бы и читать. Но как, скажите, тогда учить детей пересказывать, если взрослый сам не пробовал и не умеет? Не в детстве, а вот сейчас, когда он такой большой и серьезный. Это не очень честно. И я думаю, умение пересказывать нужно не только в школе. Оно в принципе нужно. Хотя бы для того, чтобы потом, много лет спустя, что-то рассказывать собственным детям.
Ну и вообще, нужно как-то демонстрировать возможности речи, показывать, что означает «импровизировать в слове». (Это аргументы на случай, если я окажусь где-нибудь в компании умников.)
А еще, когда я рассказываю, то смотрю на детей. В этот момент я ничем от них не отгорожена, даже книжкой. И меня очень волнует, могут ли человеческий взгляд, человеческое лицо конкурировать с телеэкраном? Открытый вопрос. Чистый эксперимент. Такой вид экстремального речевого спорта — каждый день рассказывать сказки.