– Вы, наверное, шутите? – отозвался король. – Наш младший не может править государством. Он же непроходимый тупица.
После смерти принца Виктора-Амедея ненависть отца к Карлу-Иммануилу только возросла. Понимая, что совершает тяжкий грех, государь все же шептал по ночам в своей спальне:
– Господи, отчего Ты не позарился на этого уродца? Зачем забрал на небо моего наследника? Я не в силах, не в силах смотреть на Карла-Иммануила без содрогания. Он отвратителен мне!
Ах, если бы королева знала, что сын платил отцу той же монетой и ненавидел его не менее страстно! Но бедная женщина даже не догадывалась о том, какие черные чувства бушевали в груди четырнадцатилетнего подростка, до глубины души обиженного на своего отца.
Природа не была благосклонна к Карлу-Иммануилу. Сутулый, почти горбатый, с глазами навыкате (он страдал не слишком ярко выраженной базедовой болезнью), принц привык находиться в тени старшего брата-красавца и смирился со своей отталкивающей внешностью. Никто никогда не напоминал ему о том, что он не обладает обаянием и привлекательностью. Никто – кроме отца-короля.
– Как же он похож на мопса! – сказал однажды Виктор-Амедей, внимательно разглядывая ребенка. – Такой же неуклюжий, неловкий, и глаза выпучены. К тому же себе на уме. Мопс и есть. Так я его впредь и стану называть.
Мальчик насупился и незаметно смахнул слезинку. Он очень обиделся на данное ему прозвище и решил попросить мать, чтобы та уговорила отца не насмехаться над ним. Но королева не захотела заступаться за сына, потому что не отнеслась к его обиде всерьез.
– Не надо плакать, Карл, – строго сказала она. – Отец хочет только добра своим детям и делает все, чтобы вы были счастливы. А сравнивать вас с мопсом он, наверное, больше не станет. Забудет о своей шутке – и все. – И королева, смягчившись, притянула сына к себе и погладила по голове. – Так что успокойтесь и ступайте играть.
Но Карл-Иммануил не успокоился, потому что отец упорно называл его Мопсом и всячески высмеивал. Мальчик стал скрытным, подозрительным и лживым. При малейшей возможности он старался остаться один и все размышлял о чем-то или в глухом уголке дворцового парка, или на каменной скамье на берегу моря.
Итак, королева в очередной раз выслушала мнение мужа о младшем сыне и в кои-то веки решила оспорить его.
– Карл-Иммануил совсем не так глуп, как может показаться, – мягко сказала она. – Мы сами виноваты в том, что бедное дитя столь застенчиво и угрюмо. Ведь вы полагали, будто Карл не должен затмевать своего старшего брата, и потому велели, чтобы на мальчика обращали как можно меньше внимания. К счастью, у нас есть еще время наверстать упущенное и приучить Карла-Иммануила к мысли, что ему придется освоить, если можно так выразиться, ремесло короля.
Но Виктор-Амедей только презрительно фыркнул и отошел к невысокому круглому столику, на котором красовалась внушительных размеров ваза с фруктами. Повертев в пальцах кисточку винограда, король отправил в рот сразу две ягоды и произнес негромко, но с явным раздражением:
– Странно, но мне отчего-то очень захотелось есть… Это, верно, вы виноваты. Отвлекли меня от мыслей о вечном и вынудили думать о Мопсе и о его будущем. Хороший же из него получится король – глупый, неотесанный да к тому же уродец! Хотел бы я знать, в кого он такой удался? Остальные-то наши дети – сущие ангелы.
Королева потупилась. Да, обе дочери были на удивление хороши собой, и покойный принц тоже имел полное право именоваться красавцем, ну а Карл-Иммануил… Что ж, Карл-Иммануил немало походил на собственного отца. Король попросту не желал замечать этой очевидности. Сам-то он был доволен своей внешностью, и его не смущали ни слишком узкое лицо, ни усеянные оспинами щеки, ни длиннющий нос, украшенный на конце неким подобием шарика. Вдобавок Его Величество был рыжим, а над верхней губой у него топорщилось несколько волосков, претендовавших на звание усов.
Виктор-Амедей был человеком на удивление хитрым и упрямым. Он обладал отличным политическим чутьем, если не сказать – нюхом, и враги всегда остерегались его. А еще о нем было известно, что он очень скуп. «Вот скареда, почище сардинского короля!» – говорили о ком-нибудь, если желали уязвить. И действительно, гардероб Виктора-Амедея был так скромен, что ему не позавидовал бы даже нищий. В любое время года король носил лишенный каких бы то ни было украшений коричневый наряд из не слишком тонкого сукна, тяжелые грубые башмаки и простые полотняные сорочки. Рукоятка же его шпаги была обшита кожей – чтобы баски камзола не протерлись раньше времени.