– Конечно, – уверенно кивнула госпожа де Спиньо. – И мне кажется, что… – Тут красавица томно потянулась и сунула ноги в раззолоченные комнатные туфельки без задников. – Странные они все же, – заметила она между делом, оглядывая туфли. – Холодно в них, и так и норовят соскользнуть. Нет, не завидую я восточным наложницам. Ношу только потому, что мода велит… Так вот, мне кажется, в брачную ночь у принца все получится как надо. Я же говорила вам, что та девица, коей я велела… э-э… лишить господина Карла-Иммануила невинности, сказала, будто все прошло довольно гладко. Я вас уверяю, что принц со временем войдет во вкус и примется менять любовниц как перчатки.
Виктор-Амедей привлек женщину к себе и прошептал:
– Значит, вы думаете, он пойдет в отца?
Маркиза польщенно улыбнулась и ничего не ответила. Она знала, что король очень долго оставался верным мужем и что именно она, Анна-Тереза де Кумиан, заставила его впервые осквернить семейный очаг.
– И все же мы не можем допустить, чтобы Мопс остался в спальне наедине с молодой женой! – неожиданно заявил король.
Маркиза удивленно протянула:
– О чем это вы, Ваше Величество? Я не понимаю…
– Что же тут непонятного? – Виктор-Амедей рассеянно поправил цветы в вазе. – Все уйдут, полог на кровати будет задернут, но мы с вами станем через щелочку наблюдать за супругами и в нужную минуту придем им на помощь.
– О Господи! – в голос рассмеялась маркиза. – Никогда в жизни мне не приходилось встречать столь заботливого отца!
Так все и произошло. Когда молодые возлегли на кровать, над которой вздымался устрашающих размеров балдахин, король и маркиза выпроводили придворных и устроились в креслах возле камина. Королева, поколебавшись, тоже ушла. С некоторых пор она все чаще чувствовала недомогание, и лекари в один голос советовали ей не переутомляться и как можно больше спать. Анна-Мария была уже серьезно больна, хотя и не догадывалась об этом.
Из-за занавесей кровати доносились какие-то странные звуки – то ли хихиканье, то ли всхлипы. Короля снедало любопытство, и он взглядом велел маркизе посмотреть за полог. Женщина повиновалась и несколько минут молча наблюдала за возней юных супругов. Наконец она на цыпочках приблизилась к своему любовнику и прошептала:
– Вы можете не волноваться, они оба очень довольны.
Но Виктор-Амедей остался непреклонен в своем желании помочь молодым советом.
– Пойдите и спросите, не нужно ли им что-нибудь объяснить!
Госпожа де Спиньо пожала плечами и вновь направилась к алькову. Как ни странно, король оказался прав: и принц, и принцесса обрадовались предложенной помощи, хотя поначалу несколько удивились тому, что в спальне есть еще кто-то, кроме них.
С тех пор так и повелось. Каждый вечер маркиза отправлялась, как на службу, в опочивальню молодоженов и следила за тем, что происходит в супружеской постели. А потом, пожелав юной парочке спокойной ночи, она шла к королю и рассказывала ему о том, что видела.
– Но вы вмешались, когда Мопс… когда у Мопса не получилось? – с тревогой осведомлялся король.
– Конечно, – успокаивала его маркиза. – А иначе зачем бы я туда вообще ходила?
Но спустя какое-то время Карлу-Иммануилу надоела эта опека.
– Пожалуйста, маркиза, – проговорил он однажды, выглянув из-за нарядного тяжелого полога, – скажите отцу, что я уже превзошел науку любви и что мне больше не требуется ничья помощь. Я всегда был расположен к вам, но еще несколько таких вечеров – и я прикажу страже не пускать вас сюда!
Раздосадованная госпожа де Спиньо рассказала обо всем королю, и тот на следующее же утро призвал к себе сына и накричал на него.
– Что вы себе позволяете? – громогласно вопрошал Виктор-Амедей. – Думаете, женитьба дает вам право своевольничать? Мне нужен наследник, и до тех пор, пока я не узнаю, что моя невестка ожидает ребенка, маркиза не покинет вашу опочивальню!
Выйдя от отца, Карл-Иммануил в ярости сломал свою новую трость и швырнул ее обломки в мальчишку-поваренка, который имел неосторожность попасться ему на глаза. (Разумеется, дело было во дворе, потому что в стенах дворца принц не осмелился бы открыто выражать свой гнев.)
Однако прошло совсем немного времени, и все разрешилось само собой. В 1728 году королева Анна-Мария умерла, и у Его Величества не осталось времени на то, чтобы следить за Мопсом.