— Попробуйте! — призвал Оуэн доктора Краффта и вытянул руку ладонью вверх. — Представьте, что тут сидит Макси. Смотрите на него. И думайте!
ГОЛУБЫЕ ГЛАЗА доктора Краффта с интересом глядели на пустое место, уставившись в одну точку, фокусируясь на несуществующем Макси.
— Представьте шхуну с путешественниками во времени, — с отчаянием внушал Оуэн. — Если они сбросили якорь, — гипотетически, символически, не буквально, — и якорь выглядит, как эти часы, а моя история была бы проблемой, которую вам нужно решить, что бы вы сделали?
— Для начала я бы сказал, — продолжая неотрывно смотреть на невидимого Макси, пробормотал доктор Краффт, — что у этих часов нигде нет швов. Ты заметил это? У обычных часов после сборки остается много всяких зазоров, что дает возможность понять, как их сделали. Голубые эмалевые часы разобрать нельзя. Без сомнения, какая-то новая технология. Особый метод сборки, не оставляющий швов и стыков. Однако, гипотетически, давай подумаем. Часы являются самыми интересными реликвиями древних халдейских, египетских и сходных математических систем. Как и компас. Эти две вещи представляют собой почти единственные остатки устаревшей шестидесятиричной математики, в основе которой лежит число шестьдесят, а не десять, как в нашем десятичном методе. Так что, вообще-то, и пространство и время до сих пор измеряют древним способом. Поэтому путешественники во времени, создавшие космический якорь в форме часов, не кажутся мне чем-то совершенно бессмысленным. Да, Макси? — Седая голова нетерпеливо покачалась. — Нет, нет, все это вздор. И здесь нет никакого Макси.
— Продолжайте, доктор, — призвал Оуэн. — У вас отлично получается. Если часы — якорь времени, что тогда? Напиток, который я выпил, — или думал, что выпил, — наталкивает вас на какую-то мысль? Некая смазка времени, как сливочное масло Безумного Шляпника?
— Когда у меня есть Макси, — объяснял Краффт, — я сосредотачиваюсь гораздо лучше и тогда у меня иногда получается высвободить сознание из пространственно-временного континуума, словно... словно происходит определенная переориентация направления, не имеющего аналога в пространстве. Будто я больше не подвержен трению времени, если тебе так больше нравится. Идем дальше, если принять гипотезу, что ты, действительно, каким-то образом выпил из часов некую смазку, — в этом, конечно, мало смысла, — то одним из результатов может быть то, что ты и только ты так сросся с часами, что, когда поворачиваешь стрелки, тебя затягивает назад во времени.
— Словно тащат якорь? — с интересом предположил Оуэн. — Возможно, шхуна тоже дрейфует назад во времени, и, когда я кручу стрелки, якорь проскальзывает и сдвигается в прошлое. Интересно, а они замечают это?
— Перемешать смазку времени будет непросто, мой мальчик, — усмехнулся Краффт.
— Нет, конечно, нет. Но вы же знаете про жидкую сцепку? Смешиваете с маслом миллионы крошечных частиц железа и, когда намагничиваете их, масло становится твердым, пока не исчезнет магнитное поле. Что, если я выпил нечто подобное?
— Тогда ты останешься закрепленным в обычном времени, пока не повернешь стрелки часов назад, отсоединяя себя от времени и позволяя якорю тащить тебя обратно. Да. Я могу представить это. Однако, не путай время с пространством, но помни, что время такое же огромное, как и пространство, а, возможно, даже больше. Что бы ни держало нас в обычном ходе времени, мы должны быть благодарны этому. Оказаться не подверженным трению времени может быть очень опасно. Только инерция будет предохранять нас от соскальзывания в прошлое или будущее, или параллельные течения времени. Крайне неудобно! Легчайший толчок от всего, что движется сквозь время, отправит тебя в долгий полет.
— Но что это может быть?
— Ну, например, шхуна, если ты столкнешься с ней. Или другой путешественник во времени, что маловероятно. Ты должен рассматривать море, по которому плывет шхуна, как... как некое паравремя, отличающееся от обычного времени, в котором мы живем и воспринимаем вещие сны и воспоминания. Когда ты не подвержен трению времени, — как ты, пока стрелки часов повернуты назад, но, конечно, я только предполагаю это, мой мальчик, — тогда ты предоставлен на милость любому обычному путешественнику через паравремя, который может столкнуться с тобой и отправить тебя, беспомощного, дрейфовать, без возможности ухватиться за что-нибудь, чтобы остановиться. Поэтому я прошу тебя остерегаться путешественников во времени.