Центральное место в книге отведено идеологическому надзору за литературой гуманитарного характера. За ее пределами остались другие отрасли знания — в частности, естественнонаучная литература, требующая особого подхода и иных методов исследования[11].
В небольшой степени затронута в книге тема цензурного наблюдения за содержанием публичных массовых представлений (эстрадных, цирковых, театральных, музыкальных и иных), за которыми следила не столько собственно цензура (хотя порой она тоже вмешивалась в эту сферу), сколько агитпроповские структуры обкома, чиновники Управления культуры и другие «искусствоведы в штатском», как называли в те годы сотрудников 5-го, идеологического, управления КГБ, следивших, в числе прочего, за настроениями в среде художественной интеллигенции и за литературой, распространявшейся в этой среде.
Первоначально автор намеревался разбить книгу на три части — «Оттепель», «Застой», «Перестройка», — но затем отказался от этой идеи (кроме выделения последнего периода в отдельную главу). Дело в том, что историки не до конца еще определились в хронологии и качественном различии первого и второго периодов. Одни полагают, что оттепель сменилась застоем в 1964 г., когда был снят Хрущев, другие считают пограничным и роковым годом 1968-й, отмеченный подавлением «чешской весны» и вводом советских войск в Прагу, третьи вообще отказываются проводить грань между ними, полагая (несправедливо, как мне кажется), что принципиального различия между этими периодами нет. Так или иначе, но ясно, что в 60-х годах, после «октябрьского переворота» и свержения Хрущева, очередной раз в истории России маятник качнулся — от крайне непоследовательных попыток реформ и либерализации общества к террору, но не дошел до роковой отметки и застрял где-то посередине между ними. Начался двадцатилетний «застой». Такая «смена караула», по мере возможности, отмечена внутри глав и разделов книги.
В отличие от других книг автора, в настоящей использованы устные мемуарные свидетельства участников литературного процесса — писателей, редакторов, издательских работников, — которые любезно и охотно делились своим, как правило, горестным опытом столкновений с ленинградской цензурой в годы застоя. Глубочайшая благодарность им за это! Благодарю также моих друзей и коллег — филологов, историков и книговедов, неизменно приходивших мне на помощь в тех случаях, когда возникали вопросы, входившие в сферу их профессиональной компетенции.
Глава 1. Цензурная ситуация в годы оттепели и застоя
Хрущевское десятилетие, названное оттепелью по известной повести Ильи Эренбурга 1954 г., ласточке приближающейся «весны», отличалось, конечно, от предшествующей страшной четверти века. Но принципиальные основы тоталитарного режима и всеохватной цензуры остались нетронутыми, несмотря на разоблачение «культа личности». Хотя писателям дозволены были на первых порах некоторые вольности, время от времени устраивались литературные погромы, все возвращавшие на круги своя. В самом же слове «оттепель», означавшем, по Далю, «зимнее тепло», за которым непременно следуют морозы, таилась некая двусмысленность. Главными вехами ее стали XX и XXII съезды КПСС, породившие эйфорию в интеллигентской среде и надежды на решительные перемены. Однако приметами времени стала не только реабилитация жертв ГУЛАГа, но и «…хрущевский кулак, отнюдь не метафорически занесенный над головами интеллигентов… и неотвратимо грядущий крах “Нового мира”»[12].
Началась оттепель с призыва к искренности. Нашумела статья В. Померанцева «Об искренности в литературе» (Новый мир. 1953. № 12), показавшаяся тогда необычайно смелой. Примечательно, что сразу же после смерти Сталина, буквально через десять дней, произведена была, по инициативе Берия, административная реорганизация цензурного ведомства, что, в свою очередь, связано с объединением двух охранительных министерств — МГБ СССР и МВД СССР — в одно. Главлит и все его местные инстанции стали подчиняться МВД СССР на правах 11 Главного управления по охране государственных и военных тайн в печати. В мае 1953 г. Берия был арестован, но именно тогда вышел 1-й том 2-го издания «Большой Советской Энциклопедии», в котором помещена обширная статья о нем с портретом. Всем библиотекам и подписчикам, даже иностранным, срочно был разослан новый лист с категорическим предложением: удалить «бериевский» лист и вклеить присланный. Государственные библиотеки, естественно, покорно выполнили это требование; частные подписчики, как правило, сохраняли и тот и другой «на память». После «развенчания» куратора объединенного ведомства и его расстрела, в октябре 1953 г. решено было вернуть Главлит в прежнее состояние, подчинив его, как и прежде, непосредственно Совету Министров СССР.
11
Этой проблемой интересуются, в частности, сотрудники Института истории естествознания и техники Академии наук (Петербургское отделение), которым выпущен ряд сборников «Репрессированная наука».