Мы привыкли оперировать содержательными категориями персонажей: положительный/отрицательный, комический/трагический, высокого/низкого плана, романтический герой, маленький человек, лишний человек, человек из подполья, сильная русская женщина, униженные и оскорбленные, новые люди, купец, босяк, революционер, настоящий человек, дореволюционный интеллигент и т. д.
Рассмотренные примеры позволяют пополнить этот список собственно литературными ролями: сочинитель, читатель, критик, актер, режиссер, зритель, цензор, следователь, типовой персонаж… Их релевантность связана с автометадискурсивными интересами литературы: дублируя внутри текста формат творческой коммуникации, они как бы помогают авторам в их авторстве, читателям — в рецепции произведения, а главное, переносят акцент с жизни на образ мира, в слове явленный.
Ардов М. В. 2000. Вокруг Ордынки. М.: ИНАПРЕСС, 2000 (см.: https://readli.net/chitat-online/?b=74683&pg=6; дата обращения: 26.05.2022).
Бабель И. Э. 2006. Собр. соч.: В 4 т. Т. 3. М.: Время.
Бирс А. 1966. Словарь сатаны и рассказы. М.: Худож. лит.
Булгаков М. А. 1990. Собр. соч.: В 5 т. Т. 5: Мастер и Маргарита: Роман. М.: Худож. лит.
Бунин И. А. 1995. Собр. соч.: В 8 т. Т. 4: Произведения 1907–1924. М.: Моск. рабочий.
Достоевский Ф. М. 1972–1990. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л.: Наука.
Жолковский А. К. 2006. Полтора рассказа Бабеля. «Гюи де Мопассан» и «Справка/Гонорар»: Структура. Смысл, фон. М.: URSS.
Жолковский А. К. 2011. Маленький метатекстуальный шедевр Лескова // Он же. Очные ставки с властителем: Статьи о русской литературе. M.: РГГУ. С. 175–195.
Жолковский А. К. 2014а. Время, деньги и авторство в «Кроткой» Достоевского // Он же. Поэтика за чайным столом и другие разборы. М.: Новое литературное обозрение. С. 301–325.
Жолковский А. К. 2016. Подражатели: к интерпретации «Гюи де Мопассана» Бабеля // Он же. Блуждающие сны: Статьи разных лет. СПб.: Азбука. С. 139–153.
Жолковский А. К. 2018. Место «Визитных карточек» в эротической картотеке Бунина // Новое литературное обозрение. № 2 (150). С. 164–186.
Жолковский А. К. 2014б. Пятеро с раньшего времени: об одном мотивном кластере метасоветской литературы // Он же. Поэтика за чайным столом и другие разборы. М.: Новое литературное обозрение. С. 514–526.
Зощенко М. М. 1946. Избр. произведения. 1923–1945. Л.: ОГИЗ.
Зощенко М. М. 2003. Нервные люди: Избранное. СПб.: Азбука.
Искандер Ф. А. 2003. Собрание: В 10 т. Т. 4. Сандро из Чегема. М.: Время.
Карамзин Н. М. 1964. Избр. сочинения: В 2 т. Т. 1: Письма русского путешественника. Повести. М.; Л.: Худож. лит.
Лермонтов М. Ю. 1962. Герой нашего времени. М.: Изд-во АН СССР (Литературные памятники).
Мольер 1936–1939. Собр. соч.: В 4 т. Т. 3. М.; Л.: Academia, Гослитиздат.
Пушкин А. С. 1978. Полн. собр. соч. В 10 т. Т. 6: Художественная проза. Л.: Наука.
Солженицын А. И. 1990. Рассказы. М.: Центр «Новый мир».
Толстой Л. Н. 1951–1953. Собр. соч.: В 14 т. М.: Худож. лит.
Шварц Е. Л. 2010. Собр. соч.: В 5 т. Т. 2: Пьесы. М.: Книжный клуб Книговек.
Ziolkowski Th. 1983. Figures on Loan: The Boundaries of Literature and Life // Он же. Varieties of Literary Thematics. Princeton NJ: Princeton UP. P. 123–151.
14. О мотиве ложного выбора[372]
В американской журналистике есть правило, известное под названием «Five Ws» (Who What When Where and Why): текст должен четко отвечать на пятичленный вопрос: «Кто сделал Что, Где, Когда и Почему?» А в последнее время акцент сдвинулся с этой фабульной программы на сюжетную: Who Knew What and When Did They Know It, то есть: «Кто Знал, Что и Когда Он Это Узнал». Главный цимес — не в фактах, а в порядке поступления информации.
Это относится ко всем типам нарративов, но мы займемся одним из самых распространенных — о ложных притязаниях персонажей. Перипетии узнавания могут подаваться как комически, так и трагически. Незабываемы рассуждения Аристотеля в гл. 14 «Поэтики» о том, какой вариант убийства близкого человека лучше: знать заранее, кого и как будешь убивать, или сначала убить, а потом узнать, кого убил. В комических сюжетах убийство необязательно, но чрезмерные притязания, гордыня (hubris) всегда налицо, ставки по-своему высоки, и все решает динамика узнавания (anagnorisis) и наказания (nemesis). А эмблемой провала становится яркая деталь, наглядно воплощающая неправильность выбора (обычно бинарного)[373].
Обратимся к примерам.
Родители подслушивают у дверей за тем, как дочка любезничает с кавалером, и, уловив момент, когда он целует ей руку, вбегают в комнату, чтобы иконой благословить их на брак («Накроем… Благословение образом свято и ненарушимо»). Кавалер осознает, что попался («Окрутили! — подумал он, млея от ужаса <…> И он покорно подставил свою голову, как бы желая сказать: „Берите, я побежден!“»). Но тут отец замечает, что вместо иконы жена сняла со стены и подала ему портрет писателя Лажечникова. Неотвратимость бракосочетания подрывается. Отец ругает жену («Тумба! <…> Голова твоя глупая! Да нешто это образ?»), кандидат в женихи спасается бегством.
373
Такая негативная деталь является обращением позитивной детали, подтверждающей причастность персонажа к фантастическому эпизоду повествования (типа хрустальных туфелек, остающихся у Золушки и Принца и наутро после бала). Ср., кстати, роль Сувенира в топосе Великого Былого (см. статью 8 настоящей книги).