герой Стендаля мысленно подражает Наполеону, а дантовские Паоло и Франческа предаются любви по образцу персонажей совместно читаемой книги;
Дон Кихот во всем, включая любовь к прекрасной даме Альдонсе/Дульцинее, руководствуется рыцарскими романами (= примером Амадиса Гальского);
Эраст влюбляется в бедную Лизу как в воплощение литературной пастушки;
Печорин в «Тамани» увлекается контрабандисткой потому, что она напоминает ему ундину Ламотт-Фуке и Миньону Гёте;
Эмма Бовари в своих адюльтерных связях вдохновляется романтическими моделями; а герои «Гюи де Мопассана» Бабеля как бы перевоплощаются в персонажей переводимой ими новеллы заглавного героя.
У Бунина
героиня ВК вступает в связь с любимым писателем, разыгрывая под его эгидой «боваристский» сценарий — вплоть до следования его режиссерским указаниям в процессе раздевания[242];
героиня ЛД сознательно ориентируется на идеальный образ прекрасной женщины из «старинной смешной книги», а подсознательно — на стратегию романтической любви не столько к партнеру, сколько к самой идее роковой страсти[243];
герой ВНЦ мгновенно загорается страстью к неизвестной ему невесте неизвестного ему Соперника, носящего престижное литературное имя-отчество Иван Сергеич.
Очень интересно Подражательное Желание разработано в ГЛ.
С одной стороны, это вроде бы обычный любовный треугольник, поскольку герой рамочной новеллы был издавна увлечен героиней обрамляемой:
Графиня <…> рассказывала про <…> помещика Хвощинского, который, как знал Ивлев еще с детства <…> был помешан на любви к <…> Лушке, умершей в ранней молодости. «Ах, эта легендарная Лушка! <…> Оттого, что этот чудак обоготворил ее <…> я в молодости был почти влюблен в нее, воображал, думая о ней, бог знает что, хотя она, говорят, совсем нехороша была собой». — «Он умер нынешней зимой».
То есть Ивлев был младшим современником как минимум одного из Объектов его Подражательного Желания, а возможно, пусть недолго, и второго, вернее второй, к которой испытывал вполне реальные плотские чувства (воображал, думая о ней, бог знает что).
С другой стороны, полное отсутствие личного контакта, возрастная и, шире, временнáя дистанция между Подражателем и Объектами Подражания, а главное, гипнотизирующая Подражателя легендарность героини придают сюжету черты имитации культурного образца. Этот аспект сюжета получает затем наглядное воплощение в виде Старинной Книги, причастной к любви олитературенных покойных героев и приобретаемой их живым Подражателем[244].
Отметим органичное совмещение данного компонента структуры с уже рассмотренными, в частности то, как топос Подражательного Желания предрасполагает к сцеплению обрамляющего сюжета с обрамляемым и привлечению Литературного мотива.
При всем богатстве отмеченных выразительных решений структура ГЛ ими не исчерпывается. Собственно, за пределами рассмотрения остается едва ли не центральный ход — мастер-троп — повествования.
2.1. Ответ подсказывается отдаленным, казалось бы, сопоставлением с топосом, разрабатывавшимся в жанре conte fantastique и его ответвлениях.
Это типовой сюжет, объединяющий, прежде всего, такие рассказы, как:
«Омфала. История эпохи рококо» (1834), «Ножка мумии» (1840) и «Аррия Марцелла» (1852) Теофиля Готье, «Волосы» Ги де Мопассана (1884), «Аромат» Пьера Милля (1924), «Венецианка» Набокова (1924)[245]; а также «Случай с Кугельмасом» Вуди Аллена (1977).
С этими историями любви к дамам былых времен соседствуют сюжеты о том или ином ценном, но не обязательно любовном, контакте с прошлым, такие как:
«Пиковая дама» Пушкина (1833), «Сильфида» В. Ф. Одоевского (1837), «Разговор с мумией» Эдгара По (1845), «Письма Асперна» Генри Джеймса (1888), «Двойник» Анри де Ренье (1907), «Лекция Достоевского» Михаила Кузмина (1913)[246], «Граф Калиостро» А. Н. Толстого (1922), «Дух Байрона» Пьера Милля (1924), «Гюи де Мопассан» Бабеля (1922–1932), «Магический опыт» Георгия Иванова (1932)[247], «Два капитана» Каверина (1938–1944), «Фотография Пушкина (1799–2099)» Битова (1987), «Красавица, вдохновлявшая поэта» Лимонова (1987)[248], «Полночь в Париже» Вуди Аллена (2011).
К ним примыкают сюжеты о любовных связях с экзотическим Другим, но не прошлым, а современным, как, например: