— Я давным-давно изучила все эти маленькие хитрости. Но все-таки очень волнуюсь насчет Джентри.
— Не волнуйся! В конце концов, это моя контора и моя почта. Джентри вообще не имеет никакого права ее читать. Кроме письма Ванды Уэзерби, естественно. Запомни, я буду настаивать, чтобы ты взяла письма у почтальона прямо на глазах у Джентри, потом прикажу тебе рассортировать почту и дать мне письмо Ванды. Учти, он будет внимательно следить за тобой, поэтому постарайся побыстрее найти письмо, которое только что отпечатала. Ради Бога, не напутай и не дай мне ее письмо вместо нашего. Оно тоже будет напечатано на машинке со шрифтом «элита» и точно в таком же конверте. Может, там будет обратный адрес, а может, и нет. Смотри внимательно.
Люси взяла конверт, тщательно пометила оба своих письма и кивнула.
— Не сомневайся, все будет хорошо. Терпеть не могу, когда печатают с ошибками. — Взяв со стола салфетку, она принялась протирать те места, где прикасалась к бумаге. — Это сотрет отпечатки?
— Наверняка. Только нажимай посильнее, и с обеих сторон. То же самое и с конвертом.
Люси продолжала работать. Было заметно, что ей не по себе, но она по опыту знала, что спорить с Шейном бесполезно. Обернув руку салфеткой, она взяла письма и вложила их в конверт. Потом вдруг повернулась к Шейну и спросила:
— Если я сейчас все это отправлю, то как же мы получим чек? Ведь Ванда пишет, что внутри должен быть чек на тысячу!
— Черт, совсем из головы вылетело! — признался Шейн. — У тебя есть чековая книжка?
— Книжка-то есть, но что касается тысячи…
— Неси ее сюда и ни о чем не беспокойся.
Люси подозрительно посмотрела на Шейна, но все же сходила в спальню и принесла чековую книжку, выданную Первым национальным банком Майами.
— Выпиши чек на тысячу на мое имя, — попросил Шейн. — Дату поставь вчерашнюю.
— Но это почти на семьсот долларов больше, чем у меня на счету, — попыталась возразить Люси.
— Ангел мой, тебе еще придется расписаться за Ванду Уэзерби, — весело проговорил ей Шейн.
— Откуда ты знаешь, что у нее счет в Первом национальном? — запротестовала она. — И не забывай, Джентри видел корешок ее чека и ее подпись и сразу сообразит, что это подделка.
— И все-таки попробовать стоит, — махнул рукой Шейн.
— Между прочим, это мне придется пробовать. Ведь сам-то ты ничего не подделываешь.
— Шансы засыпаться на этом просто ничтожны, — успокоил ее Шейн. — Я постараюсь сразу же спрятать чек. Это моя собственность, а Джентри и так знает, что в письмо вложен чек, так что, вряд ли будет тщательно его разглядывать.
— Хорошо, Майкл, я сделаю, как ты просишь, но мне все это не нравится. Не понимаю, зачем ставить себя в такое уязвимое положение?
— Типы вроде Джентри вынуждают меня идти на всякие жульнические уловки. Мне и самому это не по душе. Но частный детектив должен защищать своих клиентов. — Шейн встал и с наслаждением потянулся.
— Тебе понадобится марка для конверта, — напомнила Люси и, покопавшись в ящике стола, нашла марку, наклеила ее на конверт и протянула письмо Шейну. — Прошу тебя, Майкл, будь осторожен.
Шейн небрежно сунул письмо в карман.
— Не волнуйся, я всегда осторожен.
— Но Джек Гарли будет ужасно зол на тебя, если узнает, что ты выдал его полиции и ни слова не сказал о Флэннагане и Шейле Мартин.
— Парни типа Гарли злились на меня и раньше, и, как видишь, со мной все в порядке. Ну, ладно, я пошел, а тебе надо выспаться. Ты должна успеть в контору до почтальона.
Улыбнувшись, он поцеловал ее в лоб, похлопал по плечу и вышел.
Глава 11
Шейн притормозил у здания центральной почты, опустил письмо в ящик для местной корреспонденции и поехал домой. Он чувствовал себя утомленным — и физически, и морально, как будто долго блуждал по какой-то бесконечной спирали.
Плюс ко всему оставался еще и некий Дональд Хендерсон, по-прежнему жаждавший встречи с ним.
Хендерсон принадлежал к типу людей, вызывавших у Шейна отвращение, несмотря на то, что лично с Хендерсоном он никогда не встречался. Доморощенный филантроп, громогласный защитник «неотъемлемых прав простых граждан на жизнь, свободу и счастье», Хендерсон владел самыми густонаселенными и самыми убогими трущобами города и был злейшим и наиболее последовательным противником жилищного строительства и сноса трущоб. Его жильцы, как он имел обыкновение провозглашать в своих выступлениях, обладали теми же самыми правами, что и остальные граждане, а именно: держаться за свои «уютные гнездышки» в его битком набитых многоквартирных домах и противиться любой попытке властей «насильно» переселить их в более комфортабельные кварталы, причем за плату, не выше той, которую получал от них Хендерсон за те жалкие жилища, в которых они влачили свое существование.