– А свое детство помнишь?
– Почти ничего не помню, Фатхи.
– Да не может быть, красавица. Ты мне старые фотографии показывала. Все в порядке с тобой было. Похоже, у тебя что-то с памятью.
После этого мы пошли в магазин духов и медленно, вдумчиво вдыхали там ароматы разных флакончиков, пытаясь вызвать положительные ассоциации. Затем отправились в музыкальный бутик и слушали там разные записи с той же целью. Выйдя оттуда, на рынке пробовали еду, от этого мне стало нехорошо. Потом мы говорили, говорили и говорили. Следующим пунктом нашего посещения стала публичная библиотека, в надежде, что поможет какая-нибудь старая статья.
Ничего не помогало.
Прошло две недели. Я сильно похудела, и лицо приобрело сероватый оттенок.
Фатхи не худел и не терял надежду, но он не знал, что делать.
Окна квартира, где он жил на втором этаже, выходила в маленький парк.
«Буйство красок», – комментировал Фатхи цвет осенних листьев, сидя на подоконнике. Почему он мог этому радоваться, а я нет?
Однажды мы любили друг друга в комнате Фатхи с видом на парк.
Лучи солнца, проникнув через густоту листьев, окрасили воздух рядом с нами в разные цвета. Яркие пятна зеленого, желтого, оранжевого, красного делали комнату похожей на детский калейдоскоп.
Сильное чувство унесло нас, увлекая выше и выше, и из-под потолка я увидела нас с Фатхи на подушках.
«Сию минуту черный злой баран бесчестит вашу белую овечку», – зазвучала у меня в голове цитата из Шекспира.
Разные цитаты часто приходили мне в голову. Я не знаю, почему эта зазвучала в мозгу. Фатхи был молод и хорош собой, гораздо выше меня, мускулистый. Мое тело имело самые соблазнительные изгибы. Я не знаю, почему эта цитата пришла мне на ум. Просто контраст цвета кожи, его и моей.
Фатхи уснул. Я стала думать о том, где и когда впервые прочитала Отелло, как взяла эту книжку в библиотеке в маленькой деревне лесорубов далеко на севере в Вологодской области. Мне тогда тринадцать было, и я там на каникулах жила у родственников.
Чтение «Отелло» продвигалось медленно, хотя мне очень нравилось. Я везде с собой носила книжку, даже на сенокос и собирать грибы. Пока остальные жевали свой обед в лесу – огурцы со своего огорода, хлеб из печки («пища бедняков» – назвал бы такой обед Фатхи, скептически относившийся и к бедности, и к выращиванию еды на огороде), пока остальные жевали хлеб домашней выпечки и от своих коров творог, я читала Отелло.
Однажды там, на севере, двоюродная сестра пригласила меня съездить с ней в соседнее село – на почту получить бандероль. У нас в деревне была библиотека, но не было почты.
Забрав бандероль, мы поднялись на колокольню сельской церкви, которую, конечно, тогда превратили в краеведческий музей. Вид оттуда открывался восхитительный – голубой туман и много темно-зеленого цвета. Темно-зеленый лес со всех сторон и небо, как голубой туман, почти никакого жилья вокруг, только одна дорога, ни машин, ни людей. Далеко-далеко от цивилизации мы находились, и мне это безумно нравилось. А воздух-то какой, боже мой! Чистый, мягкий, теплый, влажный. Через какое-то время мы заметили небольшую группу людей на улице. У них, привыкших бродить по лесам, была кошачья манера двигаться, чем они сильно отличались от твердо ступающих ленинградцев. У Фатхи тоже была кошачья манера двигаться – где он этому научился? Тонкая лента реки выглядела очень дружелюбной, она искрилась на солнце, похожая на светло-голубое сияющее шампанское. Немного позже в тот же день мы купались в этой реке, потом моя двоюродная сестра с подружкой загорали, а я читала «Отелло», следуя за Дездемоной в Венецию и на Кипр. Сестра с подругой были, почти как все лесные жители, невероятно спокойными людьми, совсем непохожи на мою семью в Ленинграде.
Путешествие во времени в тот сюрреалистический день переполнило меня счастьем. И неожиданно я поняла: «щелкнуло»!
Я разбудила Фатхи и рассказала ему новости.
– Видишь, мы справились, – сказал он. – Странно то, что если бы ты не приложила усилие, ты бы не смогла выудить счастливое воспоминание из своей памяти. Но это только начало. Нужно вспомнить больше таких моментов. Тебе нужно видеть свое прошлое как одну длинную вереницу счастливых событий, а не наоборот. А что потом случилось с твоей кузиной?
– Умерла в 1993, полуголодная, от пневмонии.
– Черт. Расскажи еще о той деревне.
Я рассказала ему об экзотических северных ягодах, которые мы собирали в тех диких лесах. Ягодах, которые Фатхи никогда не видел и представить себе не мог. Те леса были гораздо более дикими, чем те, о которых писал Джек Лондон. Потом я ему рассказала о том, как один раз мы заблудились в лесу зимой, на морозе, и на наш костер упал с дерева снег и его потушил, прямо как в рассказе Джека Лондона, а у нас спичек больше не было, но мы не умерли, а выбрались из леса через несколько часов. Для меня это было счастливым воспоминанием, потому что такого рода приключения являлись передышкой от урбанистической напряженной ленинградской жизни. Затем я ему рассказала о походах с палатками к озерам, глубоком отдыхе. Одно счастливое воспоминание сменяло другое. Мы уже поговорили о верных друзьях детства, потом об университетских друзьях с их невероятным IQ, затем я ему с восторгом рассказала об учебе в университете, восхитительных концертах в филармонии, о том, как мы целыми днями пропадали в лабиринтах Эрмитажа с друзьями, – некоторые из них уже тогда были экспертами в области искусства. И мы с Фатхи смеялись, хохотали. Счастливые воспоминания потекли рекой.