Потом, по мере приближения 1812 года, ещё, по меньшей мере, человек 20 - русских и иноземцев - предложили Александру тот же самый план борьбы с Наполеоном, но всё дело в том, что (поспорю тут со Штирлицем) запоминается как раз-таки первое, а Барклай сделал это ПЕРВЫМ...
Покинул квартиру Барклая Александр с убеждением, что великого и ужасного корсиканца можно победить, и что у него есть генерал выдающегося стратегического ума, способный это сделать. После этой случайной встречи (хотя Барклай мог, конечно, изложить пришедшие ему в голову после чтения Геродота мысли в письме Александру, но не затерялось ли бы это письмо, среди множества поступающих в канцелярию царя бумаг - большой вопрос) и начался стремительный карьерный взлёт Барклая.
После того как разрыв Наполеона с Александром сделался неизбежным, Барклай сменил "без лести преданного" Аракчеева на посту военного министра и занялся непосредственной подготовкой своего замысла. И когда грянул роковой 1812 год, Барклай приступил к осуществлению своего плана заманивания Великой наполеоновской армии к Москве, а если понадобится, то и к самой Казани. Разумеется, наличие такого плана держалось в глубочайшей тайне - я не уверен, что даже командующий Второй русской армией Багратион знал о его существовании. Поэтому-то рядовой солдатской массе, офицерам, генералам, обеим столичным обществам казалось, что "проклятый немец", трус и изменник Барклай (какой контраст с великолепным Суворовым!) ведёт армию прямой дорогой к гибели, а страну - к катастрофе. И Александр, прекрасно знавший, что всё идёт так, как должно, по утверждённому им плану, в конце концов, был вынужден уступить единодушным мольбам "общества" (недаром Лев Николаевич Толстой назвал свой знаменитый роман "Война и общество"!) и заменить "немца" на русского Кутузова, причём, отпуская его к армии, царь наверняка ознакомил его с осуществляемым Барклаем стратегическим замыслом, а Кутузов наверняка этот замысел одобрил и принял к исполнению.
Потом, после того как скифская стратегия Барклая привела к столь блистательным результатам, её автор был щедро вознаграждён и обласкан царём. Именно Барклай был главнокомандующим русской армии, победоносно вступившей в Париж в марте 1814 года. Но было поздно: Великая Победа 1812 года и крушение могущества Наполеона навсегда остались соединены в памяти народной со священным именем Кутузова. Се ля ви! Но нам-то спустя 200 лет пора, наконец, воздать должное Михаилу Богдановичу Барклаю-де-Толли и внести его в золотой список подлинных Спасителей России наравне с Михаилом Илларионовичем Кутузовым, где им надлежит сиять во славе неразделимо, как Минин и Пожарский.
10. Владимир Ильич Ульянов-Ленин (1870 - 1924 гг.)
И вот наступил уникальный, самый, наверное, безумный в истории человечества ХХ век, в ходе которого государство российское оказывалось "у последней черты" целых пять раз!
А начался ХХ век по-настоящему, конечно, не в 1900-м, а в 1914-м - с Первой мировой войны, очень скоро обернувшейся не только для России, но и для Европы и всего мира Великой Смутой, в горниле которой благородная аристократическая эпоха мировых монархий минувшего века исчезла навсегда.
Надеюсь, почему эта Смута названа Немецкой, объяснять не надо? Надо? Ну, как же! Организована на немецкие денежки! А не занеси немцы Ленину в "запломбированный" вагон чемодан своих марок, и всё бы у нас было тихо-мирно, чинно-благородно!
Что же послужило началом этому великому крушению? В какой момент оно сделалось необратимым? Почти любой ответит: конечно же, убийство сербским студентом Гаврилой Принципом 28 июня 1914 г. наследника австрийского престола Франца Фердинанда с его ни в чём не повинной супругой! А вот и нет! Ну, убил и убил - подумаешь! Мало ли было политических убийств в мире и до Сараево, и после! Вон, 22 ноября 1963 года агент Кремля, коммунист Ли Харви Освальд лихо "замочил" в Далласе целого президента США Джона Фицджеральда Кеннеди, и ничего - Третья мировая от этого не началась...
Хотя насчёт даты начала Мировой Немецкой Смуты - 28 июня 14 г. - вы, конечно, правы. Только Гаврило Принцип виновен в том, что случилось далее, не больше, чем пистолет, из которого он стрелял. В этот самый день на стол германскому кайзеру Вильгельму II (как и на столы всем другим европейским монархам и американским президентам) легло донесение об ужасном сараевском убийстве. И кайзер Вильгельм (в отличие от всех других монархов и президентов) начертал на нём три коротких, как пистолетные выстрелы, слова: "Сейчас или никогда!" Вот она - та точка невозврата, с которой всё и началось! Без этих трёх немецких слов ничего бы не случилось. После них - никакие действия (или бездействия) и уступки со стороны Сербии, России, Франции, Британии уже не могли ничего изменить. Вильгельм посчитал момент самым подходящим для передела "несправедливо поделенного" мира: его армия сильна как никогда и полностью готова к войне, армии его противников - нет.
Умиляют рассуждения современных наших "мудрецов" о том, что России вообще не следовало соваться в эту войну, что прояви Николай II чуть больше монаршей мудрости и воли, что прислушайся он к предостережениям "святого пророка" Гришки Распутина, не раз умолявшего царя-батюшку не воевать с германцем, и всё было бы у нас распрекрасно-расчудесно: затеянная кайзером мировая буря пронеслась бы где-то там, над Европой, не задев нас никаким боком (вот, как ту же Америку) - мы бы только наживались на военных поставках тем и этим (как Америка) и, может быть, вступили бы в дело к шапочному разбору (как Америка). Все подобные умствования (даже если забыть, что госпожа История не имеет сослагательного наклонения - но помечтать-то можно!) не более чем глупая иллюзия. А жестокая истина заключается в том, что независимо от желания царя, царицы, так некстати подрезанного в Тюмени какой-то фанатичкой Григория Ефимовича и кого бы то ни было ещё, РОССИЯ НЕ МОГЛА НЕ ВСТУПИТЬ В ПЕРВУЮ МИРОВУЮ ВОЙНУ.
Дело в том, что тогда, в 1914 году, Германская империя занимала в мире примерно то же положение, что теперешние США. (Кстати, США тогда, 100 лет назад, были региональной державой с мощной, развитой экономикой и маленькой, слабой армией, занимавшейся охраной мексиканской границы и индейских резерваций.) Германия обладала тогда самой передовой и развитой экономикой, наукой, техникой, самой мощной армией (и чего им, дуракам, не хватало! - это я про нынешних американцев). И противостоять ей в одиночку - значило обречь себя на неминуемое сокрушительное поражение. В отличие от нынешних диванных "стратегов", тогдашние правители Великобритании, Франции и России это прекрасно понимали, потому, не испытывая, быть может, особых симпатий друг к другу, слились, тем не менее, в "сердечном согласии" против германской "банды четырёх" (Четверного союза).
Что было бы, если б Николай II внял увещеваниям "святого старца" и отказался от войны с "братом Вилли" ради спасения какой-то там Сербии? Ответ очевиден: произошло бы то, что случилось в 1870 г. или - что ещё нагляднее - в 1940 г. А что было после 1940 г.? Правильно! Наступил год 1941.
Имея летом 1914 г. тишину на своей восточной границе, Германия радостно бы обрушила всю мощь своей и австро-венгерской армий на одинокую Францию и оставила бы от неё только рожки да ножки задолго до того, как её могучая союзница Британия успела бы у себя за неприступным Ла-Маншем пукнуть. (Скажу для тех, кто не знает, что по-настоящему многочисленную армию Британии удалось снарядить и отправить на континент только к 1916 году, а до того истекающей кровью Франции приходилось держать почти весь Западный фронт практически в одиночку.) И вот тогда бы для "миролюбивой" России уже в следующем 1915 (максимум - в 1916) году наступил бы сразу 1941-й, причём БЕЗ МАЛЕЙШИХ ШАНСОВ НА ГРЯДУЩИЙ ПРИХОД 1945-го! Как говаривал Николка Вторый, "не тешьте себя бессмысленными мечтаниями" - устоять в одиночку против победоносной германо-австро-венгро-итальяно-турецкой военной машины у прогнившей, отсталой (да-да, ребята!) николаевской России в 1915 - 1917 гг. (в отличие от 1941- 45) не было ни единого шанса!