Между тем благодаря этому запрету (который буржуазная историография считает доказательством «враждебности к Гитлеру» со стороны брюнинговской своры) те, кто находился у власти, и те, кто уже видел себя завтрашними министрами, заполучили козырь для предстоящих переговоров с нацистами. И не только это. Каждый из соавторов данной меры преследовал и свои собственные цели. Брюнингу, например, было важно прежде всего подписью фельдмаршала под распоряжением о запрете убедить социал-демократические массы, приведенные к избирательной урне для голосования за Гинденбурга, в надежности рейхспрезидента, якобы решившегося на действия против фашизма. Иными словами, Брюнинг рассчитывал создать предпосылки для дальнейшего использования социал-демократической политики «меньшего зла». Так как политика эта служила одной из опор его правительства, положение канцлера укрепилось. Вместе с тем он считал, что этим привлекшим к себе всеобщее внимание запретом сумеет привязать рейхспрезидента, а значит, и задержать свою отставку.
Министр же рейхсвера Грёнер (ему подчинялось и министерство внутренних дел) надеялся этим запретом положить начало такому процессу, который со временем смог бы привести к сотрудничеству фашистов с социал-демократами (т. е. фактически к подчинению последних нацистам) в «надпартийной» и контролируемой рейхсвером военной организации для расширения массовой базы будущей диктатуры. Свою концепцию он выработал еще во время Ноябрьской революции, когда в качестве начальника генерального штаба являлся первым советником верховного главнокомандующего Гинденбурга. Она заключалась в следующем: сделать правых социал-демократических лидеров пособниками реакции, которые толкают массы в ее стан. В 1923 г. в письме Гинденбургу он выдвинул лозунг: бороться против коммунизма «в союзе с социализмом»36, т. е. вместе с реформистскими лидерами социал-демократии. В 1931 г. Грёнер сформулировал такую задачу: «Наци мы хотим завлечь, а соци — не толкать в оппозицию»3'.
Важное значение для Грёнера имело и то, что запрещение нацистских военных организаций имперским правительством предшествовало возможному и гораздо более эффективному запрету их социал-демократическими министрами внутренних дел различных земель. К тому же этот общегерманский запрет выбивал из рук западных держав (с которыми в то время как раз велись переговоры об увеличении германских вооруженных сил) сильный аргумент, что Германия наряду с рейхсвером имеет еще и насчитывающую сотни тысяч вспомогательную армию в лице штурмовиков и эсэсовцев.
Но особенно ловкими в связи с запретом СА и СС были интриги Шлейхера. Он исходил из того, что, предпринимая марш к диктатуре, а также стараясь найти новые формы расширения влияния на массы, следует отмежеваться как от СДПГ, так и от Центра. К тому же он рассчитывал, что запрещение «национальной» личной армии Гитлера восстановит против старого милитариста, восседающего на троне республики, уже порядочно зараженный нацизмом офицерский корпус, а также озлобит всю традиционную реакцию против терпимого социал-демократией канцлера Центра Брюнинга. Вместе с тем в запрете СА и СС Шлейхер видел и возможность запретить затем социал-демократический «Рейхсбаннер». В соответствии с этой антисоциалдемократической установкой Шлейхер намеревался дискредитировать и сделать враждебным офицерскому корпусу своего многолетнего ментора Грёнера, от которого теперь хотел отделаться и сам занять его пост министра внутренних дел в будущем правительстве.
И наконец, самое главное: в исходившем внешне от Брюнинга и Грёнера запрете СА и СС Шлейхер видел средство войти в доверие к фашистам. И он сумел сделать это; сначала добившись за кулисами запрета, он потом стал разыгрывать из себя его противника. И без того колебавшемуся Гинденбургу он внушал сомнение в целесообразности этой меры, а Геббельсу поставлял такую информацию, которая изображала его единственным защитником нацистов в правительственных сферах. Он не только своевременно известил начальника штаба СА Рема о предстоящем решении, но и продолжал предоставлять штурмовикам полигоны и спортивные сооружения рейхсвера.
Занимая такую позицию молчаливого, но могущественного покровителя, Шлейхер сначала через посредников (Рема, Гиммлера и начальника берлинских СА графа Гельдорфа) вступил в переговоры с Гитлером. 28 апреля и 8 мая он лично встретился с ним. Нацистский главарь, отказывавшийся на переговорах от каких-либо компромиссов, подтвердил на этих встречах: он требует для себя ни много ни мало поста рейхсканцлера и ни на что иное не согласен! Шлейхер ответил, что пока выполнение этого желания невозможно, ибо сохраняется угроза мощного сопротивления гитлеровскому правительству, а Гинден-бург все еще имеет большие опасения насчет передачи правительственной власти одной-единственной партии. Генерал предложил такой план: сначала создать зависимый от него, Шлейхера, президиальный кабинет, отменить запрет фашистских террористических организаций и назначить новые выборы в рейхстаг, чтобы затем НСДАП, которая, вне всякого сомнения, как сильнейшая партия получит в рейхстаге от 220 до 250 мест, «легально» пришла к власти. Возможно, генерал пообещал также разогнать прусское правительство во главе с социал-демократами, которое располагало большими полицейскими контингентами, а потому было бельмом на глазу у нацистов и всей юнкерско-консервативной реакции.