Можно было бы сказать, что, провозгласив такую программу, Шлейхер уселся меж двух стульев. Но такое утверждение не состоятельно потому, что одного стула уже не было: какой-либо организованной оппозиции Штрассе-ра в НСДАГ7 больше не существовало, а руки реформистского профсоюзного руководства были связаны антифашистско-антимилитаристской в своей основе позицией шедших за ним масс.
Таким образом, здесь у Шлейхера была зияющая пустота. А заискивание перед, так сказать, вторым стулом было напрасным. Хотя монополисты и юнкерство и считали антикоммунистическую решительность юнкера Шлейхера в порядке вещей, на эту приманку они все же не клюнули. В конце концов генерал был вовсе не единственным апостолом антикоммунизма, и все давало основание полагать, что другой — в первую очередь именно Гитлер — будет выступать против революционного рабочего движения еще более жестоко.
И уж совершенно неприемлемыми для монополистического капитала были шлейхеровские антикапиталисти-ческие амбиции, его намеки о контроле со стороны государства и национализации, его ламентации насчет того, что «крупные предприятия хотят пользоваться всеми выгодами частнособственнического хозяйства, а все убытки, прежде всего риск, перекладывать на государство». Тем самым новый канцлер рисовал такую перспективу, которая весьма сильно отличалась от обещанного Гитлером «самоуправления хозяйства». Но еще больше, чем крупные промышленники, негодовали крупные помещики: они восприняли программу, которую можно было осуществить только за счет их имений, как объявление войны всему их сословию.
Назначенный Шлейхером на пост имперского комиссара по обеспечению работой и по восточным поселениям (несколько позже временно, входивший и в состав гитлеровского кабинета) Гюнтер Тереке, человек с весьма переменчивой политической судьбой, рассказывает в своих мемуарах, что рейнско-вестфальская тяжелая индустрия, «Рейхсландбунд» и «Пангерманский союз» после правительственного заявления Шлейхера весьма энергично выступили против нового канцлера. «Этого, — продолжает он, — мы, собственно говоря, и ожидали; но я, как и Шлейхер, был удивлен, когда узнал о растущих признаках того, что ведущие деятели электротехнической и химической промышленности также отклоняют наши концепции»62.
На самом же деле позиция этих людей (Тереке называет Сименса, Боша[21] и Дуйсберга) не должна вызывать удивления. Подобно представителям остальных групп монополистического капитала, они стремились к назначению Гитлера — человека, который с давних пор был готов проделать за них «всю работу» во внутренней и внешней политике, а также требовал осуществления «принципа фюрерства» и в области вооружения. Они тоже пришли к выводу: путь к канцлерству Гитлера следует проделать не со Шлейхером, а помимо его. Эту мысль теперь выразил состоявший в тесном контакте с Гитлером доверенный человек нацистских промышленников Кепплер. 19 декабря он писал Шрёдеру: «Я рад, что в ноябре не произошло назначения нашего фюрера, ибо необходимое тогда включение господина ф[он] Шл[ейхера] в кабинет не принесло бы хороших плодов»63.
У инспираторов назначения Гитлера, проявивших месяц назад инициативу с подачей петиции Гинденбургу, после шлейхеровского правительственного заявления терпение постепенно иссякало. Все аргументы в пользу быстрого установления диктаторского режима во главе с Гитлером за минувшие месяцы приобрели для них еще больший вес. Влияние руководящей клики НСДАП даже на своих сторонников падало с каждым днем. 15 декабря Геббельс записал в своем дневнике: «Стоит большого труда держать СА и партийный аппарат в духе ясного курса. Самое время прийти нам к власти».
Антифашистская боевая готовность масс росла. В докладах министерства внутренних дел о положении в стране с тревогой указывалось на возросший авторитет КПГ, на акции единства рабочего класса во время демонстраций, в осуществлении самообороны, в проведении стачек на предприятиях, забастовок квартиросъемщиков, на проявления солидарности, на различные пролетарские конгрессы и т. п.