Все говорит за то, что капитаны индустрии (несомненно, те же люди, с которыми Шрёдер советовался насчет целесообразности кёльнской встречи) с удовлетворением восприняли известие о единении Гитлера и Папена и воспользовались случаем высказать будущему вице-канцлеру свои особые желания в области экономики, финансов и налоговой политики. Но нет никаких сведений о том, что они разделяли, а тем более приветствовали представления Папена насчет распределения обязанностей в будущем кабинете.
Они знали, что Гитлер как главная фигура фашизма — в противоположность обанкротившемуся президиальному канцлеру — не удовольствуется слишком узкой для него программой чрезвычайных распоряжений. Нет, он готов взяться за решение тех основных проблем, которые вот уже с 1918–1919 гг. заботили монополистический капитал: устранение всех препятствий на пути извлечения прибылей, уничтожение рабочего движения, удаление из общественной жизни всех демократических сил, пересмотр итогов мировой войны и результатов Ноябрьской революции, осуществление претензии Германии на руководящую роль в антисоветском «крестовом походе», курс на новую захватническую войну. Это, само собой разумеется, предполагало, что фашистский глава правительства должен на самом деле взять в свои руки бразды правления, а вовсе не дать низвести себя до папеновского «министра болтологии».
Крупные промышленники дали ясно понять свою точку зрения. В ответ на сообщение Папена они открыли денежные сейфы отнюдь не довольно неуверенно поддерживавшим будущего вице-канцлера немецким националистам, а фашистской партии. За одну неделю огромные долги НСДАП словно растаяли. Геббельс, еще в конце декабря 1932 г. в отчаянии причитавший насчет денежных забот и предвидевший «темное и мрачное» будущее, в середине января записал в своем дневнике: финансовое положение партии «в одно мгновение коренным образом изменилось». Согласно опубликованному в то же самое время в «Байрише штатсцайтунг» сообщению, всего за несколько дней НСДАП получила минимум 10 млн. марок, из них 4 млн. — от одного лишь концерна «Ферайнигте штальверке» 70.
Симптоматично было и то, что по крайней мере часть магнатов Рура (в первую очередь Кирдорф) не удовольствовалась только информацией Папена о соглашении от 4 января и разговорами с ним одним о будущей правительственной политике. Поэтому Гитлеру, возившему с собой в обозе Геринга и Гесса, пришлось 7 января вслед за Папеном отправиться в Мюльхайм (на Руре) и там самому выступить перед приглашенными магнатами тяжелой промышленности и банкирами с докладом о принятых решениях.
Подробности этих и, возможно, других подобных встреч неизвестны, что весьма типично для сотрудничества капитанов хозяйства с реакционными политиками. Мы знаем только то, что после поездок Гитлера и Папена в Рурскую область события стали развиваться поистине стремительно. Не проходило и дня, чтобы нацистский главарь не подбирался все ближе и все ощутимее к канцлерскому креслу.
9 января Папен встретился со Шлейхером, лицемерно заверив его в том, что не замышляет против него ничего дурного. Затем беседовал с Гинденбургом; ему он посоветовал, как лучше всего избавиться от нынешнего канцлера и заменить его Гитлером. Папен явно (возможно, по телефону) сразу же информировал нацистское руководство об этих обеих встречах. Иначе Геббельс не смог бы в тот же день зафиксировать в своем дневнике, что Гинденбург решил лишить Шлейхера президиальных полномочий. Шеф фашистской пропаганды записал: «Дела наши идут хорошо. Если больше не произойдет ничего особенного, на этот раз все вполне удастся… Во всяком случае нынешнее правительство не имеет ордера на роспуск рейхстага».
Таким образом, нацистская верхушка уже в тот момент оказалась гораздо лучше информированной, чем обычно всеведущий и все еще полагавшийся на свой отличный информационный аппарат Шлейхер. У того даже и неделю спустя, 16 января, на совещании министров не возникло и тени сомнения в том, что в случае необходимости он будет в состоянии послать рейхстагу подписанный президентом «письменный ордер на его роспуск»71. На самого же Гитлера краткая информация Папена произвела такое впечатление, что он немедленно поспешил в Берлин с целью еще в полночь 10 января выслушать от своего будущего вице-канцлера подробный рассказ о разговоре с Гинденбургом.
Наверняка не без содействия Папена 11 января в президентском дворце появились руководители высокоцени-мого Гинденбургом «Ландбунда» граф Калькрёйт, фон Зибель и фон Рор-Деммин, чтобы настроить старика против поселенческой политики Шлейхера, который считал, что рейхсвер вовсе не предназначен «охранять отжившие отношения собственности»72 в сельском хозяйстве. Возможно, беседа эта (ко второй ее части Гинденбург привлек Шлейхера) и не отвечала их ожиданиям. Во всяком случае руководство «Ландбунда», дабы придать своим протестам наибольший вес, сразу после этой аудиенции опубликовало свою резолюцию. В ней говорилось, что обнищание сельского хозяйства приняло «при терпимом отношении со стороны нынешнего правительства такой масштаб, какой был бы немыслим даже при чисто марксистском (имеется в виду социал-демократическом, — В. Р.) правительстве»73.