Между тем план профашистского генерала уже осуществлялся. 1 июня Гинденбург по рекомендации Шлей-хера поставил перебежавшего из партии Центра в стан немецких националистов Франца фон Папена во главе кабинета, составленного почти исключительно из одних архиреакционеров; многие из них в прошлом гвардейские офицеры. Сам Шлейхер, крепко державший в своих руках эту правительственную команду, занял пост министра рейхсвера. А еще через три дня рейхстаг был распущен под тем предлогом, что его состав в результате последних выборов в ландтаги больше не выражает «политическую волю немецкого народа». Еще через 10 дней новое правительство, которое все открыто называли «кабинетом баронов», отменило запрет СА и СС, тем самым выполнив второе обещание, данное генералом Гитлеру. Кроме того, фашистам впервые была предоставлена возможность использовать для своей пропаганды и злобных нападок на республику находившееся под государственным контролем радио.
Снятие запрета с организаций фашистских громил привело к уличному террору. Всего за четыре недели было убито 99 и ранено 1125 рабочих. За одно лишь воскресенье 17 июля 1932 г. от пуль и ножей фашистов погибли 20 антифашистов, в том числе 17 — в небольшом городе Альто-на, неподалеку от Гамбурга. Здесь 7 тыс. одетых в форму фашистов с разрешения социал-демократического поли-цей-президента прошли маршем через рабочие кварталы, провоцируя трудящихся такими песнями, как «Красному отродью от нас уж не уйти! СА шагает — прочь с пути!». Зверство коричневых банд не знало предела. Оно вызвало отвращение даже во враждебных к коммунистам кругах.
Особенно кровавое злодеяние совершили штурмовики в одной верхнесилезской деревне в начале августа. Они ворвались ночью в квартиру одного молодого рабочего, прямо на глазах у матери закололи его в постели ножами, бросили на пол. Топтали коваными сапогами и в довершение несколько раз выстрелили в уже бездыханное тело. Защищая этих преступников, будущий фашистский генерал-губернатор оккупированной Польши Ганс Франк оправдывал перед судом это убийство тем, что речь шла «всего лишь о том, чтобы обезвредить двойного ублюдка: польского повстанца и коммуниста». А Гитлер прислал убийцам, приговоренным только что учрежденным правительством специальным судом к смертной казни (но через несколько недель помилованным и выпущенным на свободу), телеграмму, в которой говорилось: их «честь» — это и его «честь».
Однако, исполненные решимости бороться, антифашисты не дали запугать себя вздымавшейся все выше волне террора. Во многих случаях нападениям нацистов давали отпор спешившие друг другу на помощь члены запрещенных коммунистических организаций обороны, товарищи по «Рейхсбаннеру», отряды самозащиты и пролетарские боевые группы. Все чаще и чаще приходилось нацистам за свою жажду крови платить собственной кровью. Нацистский террор, развязанный с целью парализовать готовность антифашистов к борьбе, вопреки намерениям его вдохновителей содействовал прежде всего более тесному сплочению антифашистских сил.
Гитлер и его сообщники горланили об угрозе общественному порядку и спокойствию, с которой, мол, не в состоянии справиться полиция, подчиненная социал-демократическому правительству Пруссии. Это взвинчивание страстей и запугивание политических деятелей должно было дать Шлейхеру и правительству Папена алиби для давно запланированного удара против якобы марксистского правительства крупнейшей германской земли, смещения которого реакционеры всех мастей требовали вот уже несколько месяцев.
«Ударом по Пруссии» правящие круги хотели выполнить (возможно, данное лишь намеками) обещание фашистам обеспечить дальнейшую поддержку всех бывших гарцбуржцев, а также поставить прусский аппарат исполнительной власти под руководство дружественного нацистам правительства. Но прежде всего этот насильственный акт против прусского правительства, вполне вписавшийся в шлейхеровский ступенчатый план установления диктатуры, должен был «прощупать», будет ли руководство СДПГ и при этих действиях, несомненно противоречащих конституции и идущих против его самых коренных интересов, по-прежнему придерживаться своей политики умиротворения. Как поступят в таком случае социал-демократические рабочие: объединятся ли они тогда через головы своих лидеров с коммунистами для внепарламентской борьбы против профашистской реакции? Вот почему задуманный реакцией государственный переворот в Пруссии можно назвать своего рода генеральной репетицией передачи власти Гитлеру.
Шлейхер попытался привлечь нацистов к непосредственному участию в этом государственном перевороте, а Папен предусмотрительно гарантировал согласие самых могущественных магнатов Рура с моментом проведения и формой задуманного акта. Однако Гитлер, не желавший связывать себя с непопулярным «кабинетом баронов», отклонил предложение Шлейхера назначить министром внутренних дел Пруссии с комиссарскими полномочиями нациста55. Предполагавшийся на этот пост обер-бурго-мистр крупповской столицы Эссена Франц Брахт (в свое время душеприказчик Гуго Стиннеса и в течение ряда лет ближайший политический советник Круппа) незадолго перед переворотом в Пруссии встретился но поручению Папена с Круппом, а возможно, и с другими рурскими магнатами.
Надежды заговорщиков на то, что социал-демократическое руководство отступит, полностью оправдались. Правление СДПГ фактически капитулировало раньше, чем реакция нанесла удар. 16 июля, когда в Берлине уже буквально все говорили, что Папен хочет назначить имперским комиссаром Пруссии самого себя, оно решило, «что бы ни случилось, не покидать правовой основы конституции» 56.
Как и всегда в таких случаях, руководство СДПГ выступило с «грозным» заявлением о своей готовности бороться. Но заявление это предназначалось только для того, чтобы показной решимостью на самостоятельные действия удержать сторонников социал-демократии от совместных действий с коммунистическими братьями по классу. Ссылаясь на жалкий конец капповского путча, «Форвертс» намекнул, что в случае необходимости социал-демократия может прибегнуть для защиты конституции к всеобщей забастовке, но тут же добавил по адресу коммунистов: «Мы не позволим путчистам притупить это самое крайнее, решающее оружие пролетариата» 51.
Однако через три дня, 20 июля 1932 г., когда реакция показала, что она всерьез намерена нарушить конституцию, руководство СДПГ от своих угроз всеобщей забастовкой отказалось. В этот день Папен сначала сместил прусского министр-президента социал-демократа Брауна (который в этой напряженной ситуации даже не счел нужным прервать свой отпуск) и его министра внутренних дел социал-демократа Зеверинга. Через несколько часов он разогнал весь прусский кабинет. В ответ Правление СДПГ опубликовало обращение, в котором говорилось: «Борьба за восстановление упорядоченных правовых условий в Германской республике должна со всей силой вестись прежде всего как избирательная борьба… Несанкционированным лозунгам со стороны тех, кто не имеет на то полномочий, следует оказывать сопротивление!» 58
Позорные события, происходившие 20 июля в Берлине в имперской канцелярии, прусском министерстве внутренних дел и полицей-президиуме, описаны много раз 59. Зеверинг сначала заявил Папену и Брахту, что уступает силе, но затем согласился, что в качестве такой «силы» будет достаточно всего двух полицейских офицеров, которые «с наступлением темноты» незаметно выведут его из здания правительства. Полицей-президент Берлина, функционер СДПГ Альберт Гржезински по телефону заверил генерал-лейтенанта рейхсвера Герда фон Рундштедта (будущего фашистского генерал-фельдмаршала), которому было поручено осуществить введение поспешно объявленного чрезвычайного положения: он готов делать все, что ему прикажут! Затем он пустился в рассуждения с командующим полицией полковником Хаймансбергом и начальником политической полиции Вайсом насчет того, совместим ли их уход в отставку с их «честью» и как это отразится на их будущей пенсии. Засим три так называемых сильных человека берлинской полиции некоторое время побыли под «почетным арестом», а еще через несколько часов благополучно возвратились по домам.