- Нравится? Это не то слово. Я впервые, как мы сюда приехали, чувствую, что стала самой собой. Как это? В каком смысле?
- Я не могу быть собой, когда рядом миссис Пелгрейв. От страха я замыкаюсь.
Так вот, подумал он, откуда и холодность, и надменность. Страх? Но почему страх?
- Сама не знаю. Я ее боюсь, вот и все. - Внезапно она улыбнулась и подняла бокал. - Будьте здоровы. Ваш отец абсолютно прав. Вино прекрасное.
- Да, уж отец-то в этих делах понимает. Я вас с ним познакомлю. Вы ему понравитесь. У него отличный вкус.
- Ну-ну, это уже откровенная лесть.
- Я думаю вот что. Мы все вместе здесь пообедаем. Попробую договориться на воскресенье. А если к тому времени вернется миссис Пелгрейв - пусть посидит с детьми. Для разнообразия. Ей это не повредит, верно?
Она снова затихла. В ответ на свой вопрос он не услышал ни единого звука, но по пути домой остановил машину на берегу залива. Луч маяка по-прежнему через равные промежутки проносился по небу и воде; в мгновение тьмы Фрэнклин коснулся губами ее губ. В сравнении со страстным укусом миссис Пелгрейв этот поцелуй был как прикосновение к нежному лепестку.
- Ты ведь на самом деле ее не боишься?
Наверное, вопрос был глупый - впрочем, он тоже остался без ответа. Она замерла, откинувшись на спинку сиденья. Когда вернулся сноп света, глаза ее ярко сверкнули, и луч прожектора резанул по ним, как нож.
Прошло два дня, и он пошел бродить по пляжу в надежде найти Хайди, но не видно было ни ее, ни детей, ни бело-желтого полосатого мяча. Зато в глаза бросились знакомые золотистые ноги и волосы, пламенеющие как костер на серебристом песке.
- О, привет. Вернулись?
Миссис Пелгрейв была занята полировкой ногтей - настолько занята, что даже толком не взглянула на него.
- Ты когда приехала?
- Вчера утром.
- Странно, что я тебя не видел.
- Странно? У меня было много дел. В том числе и неприятных.
Теперь она говорила надменным, ледяным тоном. Он собирался было присесть рядом с ней на песок, но тут же передумал. Так и остался стоять в неловкой застывшей позе.
- Что-то ни Хайди, ни детей не видно.
- Я понимаю, что ты ужасно разочарован.
Он ощутил в себе змейку раздражения: она метнулась из горла и укусила его в язык. Миссис Пелгрейв долго, внимательно осматривала свои ногти, потом так же долго искала сумочку и наконец достала зеркальце.
- Объясни, пожалуйста, что ты имеешь в виду.
- Объяснить? Зачем?
С полминуты она разглядывала себя в зеркальце, не говоря ни слова.
- И все-таки я не понимаю, куда пропала Хайди. Мы договаривались вчера с ней пойти выпить кофе.
- Не могла же она пить с тобой кофе, если ее тут не было.
- Что-то непонятно.
- Я ее отправила домой.
Змея снова ужалила в горло, наполнив рот тошнотворным привкусом.
- Как - домой? В Германию?
- Куда же еще.
- Но она не поедет. Она ни за что не хочет туда возвращаться.
- Уже вернулась. Вчера вечером.
Он стоял, оцепенев от бессилия и гнева. Она, будто позабыв о нем, продолжала изучать себя в зеркальце. Наконец он взорвался.
- Но это же... это же черт знает что! Вот так взять и... это черт знает что!
- Не кричи. Речь идет о няне моих детей. Что же мне - спокойно смотреть, как она вешается на каждого встречного-поперечного?
- Вешается? Господи Иисусе! Да мы с ней тихо, невинно поужинали.
Теперь она посмотрела на него, вытянув губы в тонкую, насмешливую улыбку.
- Невинно? Мне это нравится. Твои забавы на прошлой неделе вряд ли можно назвать невинными.
- Ничего подобного между нами не было!
- То-то ты разочарован.
- Я не разочарован! Да ради бога!..
До этого она разговаривала с ним на равных, как с мужчиной, теперь же вдруг сказала:
- Ладно, не будь глупым мальчиком. Уходи. Злиться бессмысленно.
- Злиться? Это ты на меня злишься. Тут она даже рассмеялась.
- Я злюсь? На тебя? Ну это, знаешь, совсем смешно. Я тебе, наоборот, признательна.
- За что же, если не секрет?
- Я давно уже хотела от нее избавиться, но все не было подходящего повода. А вот благодаря тебе и повод нашелся.
Он весь дрожал от бессильного гнева и унижения. А она опять уткнулась в зеркальце - так, будто его вовсе не существует, а потом, разом подхватив свою пляжную корзину и сумку, поднялась с застывшим выражением каре-зеленых глаз.
- Раз ты не уходишь, придется мне уйти.
- Ты даже не понимаешь, как по-ханжески...
- Это ты ничего не понимаешь. Я тебе уже говорила, что эти девицы колоссальная ответственность. Закрывать глаза на их гнусные интрижки было бы просто непростительно.
Источая леденящее презрение, она резко повернулась и ушла. А он как стоял, раздираемый изнутри яростью и отчаянием, так и остался стоять, не в силах ни заговорить, ни сдвинуться с места.
На следующий день, после обеда, он еще раз увидел знакомую огненно-рыжую голову: она приближалась ему навстречу по эспланаде.
Он сразу же отметил, что в платье - из легкой желтой материи с изумрудным пояском - она выглядит куда более благопристойной и респектабельной, чем в привычных ему мини-купальниках.
Рядом с ней шел мужчина лет шестидесяти, в кремовых брюках и синем пиджаке, в курортной морской кепке. Он держал в руках трость с золотым набалдашником и время от времени указывал ею на какие-то предметы на море.
Вид у него также был очень благопристойный, пожалуй даже чопорный.
Когда мистер и миссис Пелгрейв поравнялись с Фрэнклином, он напрягся, собираясь поздороваться, но в эту самую минуту она - с таким же напряжением в лице - отвернулась в сторону моря.
Еще несколько минут - и вот уже Фрэнклин быстро шагает по пляжу, то ныряя из жары в тень сосен, то снова выскакивая под палящее солнце.
- Хайди, Хайди, - без конца повторяет он. Перед ним расстилается белый песок - плоский и безжизненный, как белая соль, которую он видел в косых закатных лучах. - Хайди, Хайди... Боже мой, Хайди, где мне тебя искать?