Выбрать главу
Для чего в натюрморте занавес?

Для украшения — складки придают рельефность фону картины и позволяют показать игру света и тени. Кроме того, занавес всегда связан с театральным зрелищем и сообщает картине праздничность. Дело происходит не просто в комнате обычного дома: это некий театр. Создавая свою «мизансцену», живописец соединяет разные элементы натюрморта в один великолепный спектакль.

Что находится в голубой шкатулке?

Обычно в таких шкатулках хранили драгоценности. Возможно, они там и лежат, но мы их не увидим: содержимое шкатулки от нас скрыто. При всем изобилии и разнообразии того, что представлено на картине, в ней остается и нечто недоступное нашему взору. Шкатулке отведена важная роль: она восстанавливает справедливое равновесие, храня свою тайну и как бы говоря, что невозможно все видеть и все знать. Вдобавок художник выбрал для нее голубой цвет — как раз тот, которого недостает в пестрой россыпи фруктов.

Стол действительно накрыт для ужина?

Вряд ли художник имел это в виду. Он просто хотел создать ощущение изобилия. Не случайно сюда попали плоды, созревающие в разное время года, — например, виноград и вишни. В эпоху, когда создавалась эта картина — три с половиной столетия тому назад, — все, что лежит перед нами, стоило очень дорого и было доступно только состоятельным людям. Вероятно, здесь показано не то, что хозяева привыкли видеть каждый день у себя на столе, а то, что они вообще могли себе позволить. Это касается и богатой сервировки — тарелок, бокалов и кувшина.

Почему скатерть закрывает стол не полностью?

Если бы мы видели только красивую шелковую ткань, это был бы ограниченный, чисто поверхностный взгляд; но там, куда скатерть не доходит, заметен простой деревянный стол, без всяких прикрас. Скатерть, частично скрывая и частично открывая стол, выполняет ту же роль, что и кожура лимона, которую срезают ножом; они — каждая по-своему — обнажают, делают видимой изнанку реальности. Можно сказать, что картина учит нас отличать обманчиво благополучный внешний вид от внутренней, подлинной сути.

Все, что лежит на блюде, кажется, вот-вот упадет

Ощущение неустойчивого равновесия, возникающее при взгляде на картину, придает ей особое очарование. Мы наслаждаемся зрелищем изобилия — и в то же время чувствуем, что пиршество недолговечно: все может развалиться, как карточный домик. Фрукты на блюде громоздятся в полном беспорядке, что-то свисает, что-то сползает, соскальзывает… В реальной жизни фрукты уложили бы на блюде более старательно. Картина дает еще один урок: она воспевает достаток и успех — и в то же время напоминает нам, что в любой момент все может рухнуть, в прямом и переносном смысле.

Зачем художник изображает сливу, изъеденную червями?

Эта слива — она лежит чуть выше вишен — служит символом быстротечности всего сущего: до того как попасть на стол, она уже стала добычей червей. Ту же мысль иллюстрируют и другие детали: с лимона почти срезана кожура; в бокал налито вино, которое кто-то уже успел пригубить; омар отварен, и можно хоть сейчас приступить к еде, а прекрасные перламутровые раковины и вовсе пусты, моллюсков в них больше нет. Иными словами, в этой жизни нельзя терять время, надо спешить…

Много ли создавалось таких натюрмортов?

Да, много, и они пользовались большим успехом. Художники, которые-как Ян Давиде де Хем — специализировались на такого рода картинах, умели в совершенстве передавать свойства и фактуру различных материалов: бархатистость персика, матово-влажную поверхность виноградин, хрупкость раковины, прозрачность стекла. Натюрморты требовали от живописца поистине виртуозного владения кистью. В XVII веке их охотно заказывали состоятельные голландцы, потому что такие картины как нельзя лучше отражали вкусы и запросы клиентов: они не только воспевали материальное богатство, но и напоминали о бренности и ненадежности земных благ.

— 14-

Суд Соломона

Суд Соломона

1649. Холст, масло. 101–150 см

Лувр, Париж, Франция

Никола Пуссен

1594, Лез-Андели, Нормандия — 1665, Рим

О чем эта картина?

Она рассказывает о том, как к царю Соломону, известному своей мудростью, пришли две женщины. Они жили в одном доме, и у каждой было по ребенку. Один ребенок ночью неожиданно умер, и теперь каждая утверждает, что в живых остался именно ее младенец.