Выбрать главу

Джордж Мелли, критиковавший рок-н-ролл за «бессмысленное упрощение блюза», позднее признал: «Мы не разглядели, что вся суть рок-н-ролла заключалась как раз в отсутствии утонченности. Эту музыку нужно было не слушать, а использовать в своих целях – как флаг, которым надо размахивать перед „их“ носом». Слияние вывернутой наизнанку элитарности эстетствующих, обеспеченных ревнителей джаза, каким был Мелли, с одной стороны, и неприкрытого бунтарства непристойного рок-н-ролла – с другой, породило еще одну причудливую мутацию музыки арт-колледжей – музыки, которая вскоре обогнала поп и заявила о себе как о роке.

Новое направление приняло форму еще более почтительного благоговения перед американской повседневной музыкой и стало известно как британский ритм-н-блюз («британский» в данном случае означает, что ценили и подражали распространенному в это время черному американскому блюзу и госпелу в основном белые). В глазах юных студентов-художников настоящими голосами творческой независимости стали брутальные, будто пресыщенные жизнью композиторы-исполнители Мадди Уотерс, Хаулин Вулф и Бо Диддли, поющие о борьбе и угнетении, – они вытеснили весельчаков типа Бесси Смит и Джелли Ролл Мортона, годных только на развлечение публики в борделе.

В 1959 году еще одним возмутителем спокойствия с гитарой наперевес был шестнадцатилетний Кит Ричардс. Всё, что он мог представить миру, – это некоторая степень артистизма. В своей автобиографии «Жизнь» (2010) он утверждает, что «среда, в которой я рос, была слишком тесной для меня. <…> Я знал, что мне необходимо вырваться наружу». Он вырос в районе муниципального жилья для рабочих в Дартфорде, в Кенте, а социальное положение своей семьи описывал следующим образом: «Английские работяги, которые из шкуры вон лезли, чтобы сойти за средний класс». Тем самым он, как и Лен-нон, выставляет себя в роли рок-н-ролльного бунтаря, презирающего послушание, авторитет и респектабельность: «Что угодно, лишь бы позлить их». Из технического колледжа Ричардса быстро отчислили за прогулы и отправили в Сидкапский колледж искусств, где, по его мнению, «искусств было меньше, чем музыки».

«Там царило чувство свободы, – продолжал Ричардс. – Всё было дозволено – и служило подпиткой для невероятного взрыва музыки, музыки как стиля». Это была свобода, которую давала либеральная среда, где он мог придумать себе новый образ пригородного битника и превратиться наконец в крутую личность без боязни стать посмешищем для пацанов с рабочих окраин. В Сидкапе Ричардс был Рикки.

Тем временем самым крутым – крутым до мозга костей – модником в квартале был, наверное, Стюарт Сатклифф. Он уже учился на втором курсе Ливерпульского колледжа искусств, когда симпатизировавший ему куратор Артур Баллард познакомил его с Джоном Ленно-ном. В отличие от Леннона, Сатклифф в глазах своих преподавателей и однокурсников был действительно стоящим, подающим большие надежды художником. «Он обладал потрясающей энергией, накалом, – говорил позднее Баллард, – весь энтузиазм он выплескивал в работы, на огромные полотна».

Подобно Леннону, Сатклифф был безнадежным романтиком, только с гораздо более изощренными представлениями о личном стиле. Они немедленно стали друзьями и взаимными наставниками – в лучших романтических традициях – в живописи и музыке. Именно благодаря Стюарту Джон сдал-таки экзамены по изо. И именно благодаря Леннону, который предложил другу вакантную позицию басиста в своей группе, Сатклифф приобрел роскошную новенькую бас-гитару Höfner President.

Деньги на гитару он взял из шестидесяти пяти фунтов, которые выручил в том же году за продажу картины на престижной выставке Премии Джона Мурса в области живописи, – а это означает, что Сатклифф был не дилетантом, а действительно стоящим художником. По словам их приятеля, ливерпульского битника Билла Харри, группой Леннона Сатклифф интересовался лишь постольку-поскольку. «Стюарта больше привлекала не музыка, а связанный с ней образ, он обожал романтику».

В начале 1960-х годов The Quarrymen поменяли название на The Silver Beetles и играли на танцах в арт-колледже: Сатклифф и Билл Харри уговорили студсовет купить усилитель. Когда участники группы решили придумать шуточные рок-н-ролльные псевдонимы: «Карл» Харрисон, Пол «Рамон» и Джонни «Силвер», – Сатклифф выбрал имя «Стю де Сталь» в честь русского первопроходца в абстрактном искусстве Никола де Сталя. В этом явно эстетском (и, как сказали бы некоторые, претенциозном) поступке было больше от постпанка, чем от пре-попа. «Без Стю Сатклиффа Джон не отличил бы дадаизм от осла», – заключил позже Артур Баллард.