— Куда уж серьезней, я из-за вас чуть с ума не сошел.
— Значит... Нет, не может быть! Неужели я наяву попал в прошлое?!
Александр Иванович встал, потер виски и молча направился к проходу.
Вылезли мы наверх, посидели на солнышке, геолог достал свою полевую сумку и стал зарисовывать местность и схему пещеры. Глядя на него, я спохватился — дневник! Такое происшествие надо немедленно записать во всех подробностях, пока ничего не забылось.
...Когда я уже записал все до последней мелочи, Александр Иванович еще корпел над своим планшетом. Сколько можно ждать?! Терпел я, терпел и не вытерпел — решил взять спички и снова лезть в дыру: надо же получше все рассмотреть. К тому же там, в круглой пещере, остался еще один ход, засыпанный.
12 августа. Запись вторая.
По обыкновенному земному времени десять часов семь минут. А здесь уже вечереет, солнце идет к закату.
Очутились мы тут вот как.
Залез я в пещеру, подошел к кругу и вдруг подумал: «А что, если самому попробовать?» Сперва страх одолел, а внутри все равно так и зудит, так и чешется. «Э,— говорю себе,— была не была! Александр Иванович живых мамонтов повидал, а я что, хуже? Ведь мне теперь известно, что шар этот повинуется желанию, точнее,— мысленному приказу».
Встал я на круг, закрыл глаза и соображаю, в какое бы мне прошлое отправиться? Посмотреть ли сперва на пиратов, на рыцарей или сразу податься в Древний Египет?
Однако на первый раз решил я задумать приказ попроще: в истории я не силен, еще напутаешь что-нибудь.— «Далекое прошлое» — и все тут.
Стал я изо всех сил внушать неведомой машине свое мысленное приказание и вдруг слышу: «Стой! Прочь с круга!» Но остановиться я уже не смог. В последний миг Александр Иванович все-таки успел прыгнуть и схватить меня за плечи, однако стащить меня с круга он не успел — все вокруг засияло, завертелось, какая-то сила сдавила мне затылок, перекрутила всего меня, как мокрую тряпку, и стала вжимать в землю.
...Как только Александр Иванович крикнул: «Стоп! Хватит!» — светящиеся стены шара померкли и как бы развернулись во все стороны до самого горизонта.
Я думал, что попадем в холод, к мамонтам, а на самом деле очень даже жарко.
Место холмистое, по склонам — рощи. Из знакомых деревьев только дубы и клены, а елок, берез нет вовсе. Вдали — горы. Только что заметил в кустах какого-то зверька. По-моему, простой заяц. Еще я прихлопнул овода, тоже ничем не примечательного.
Несколько минут назад мы были в двадцатом веке, а сейчас — неизвестно где. Но на далекое прошлое не похоже.
Александр Иванович ходит вокруг, осматривает землю, камни: пытается определить время, в котором мы очутились. Шар плывет над его головой. Как выяснилось, шар лучше повинуется тому, кто точнее выражает свою мысль, свое желание. Если не вспоминать о нем, шар всегда перелетает к Александру Ивановичу. Это, наверное, оттого, что у взрослых сильнее электрические сигналы мозга. Я тоже могу переманить шар к себе, нужно только сосредоточиться и подумать о нем. Однако эти опыты Александр Иванович строго-настрого запретил.
Недалеко от нас тянется какая-то дорога. Сначала я не обратил на нее внимания — дорога и дорога, подумаешь, невидаль. Потом сообразил: это очень даже важно. Ведь дорогу кто-то проложил, кто-то по ней ездит, значит, здесь есть люди, значит, мы перенеслись не в прошлое, а если и в прошлое, то совсем недалеко.
Я сообщил о своей догадке Александру Ивановичу, но он только руками замахал, сказал, что мы попали в самую середину эпохи великого оледенения Земли — более трехсот тысяч лет назад отмахали. Ничего себе расстояньице!
Я не согласился, стал доказывать, что этого никак не может быть, потому что вот рядом дорога, и обыкновенные оводы летают, и зайца я видел обыкновенного, и деревья такие же, как в нашем двадцатом веке. А что касается великого оледенения, так тут, пожалуй, и за сто километров вокруг ни единой льдинки не найдешь.
— Это ничего не значит,— усмехнулся Александр Иванович.— Зайцы, деревья и мухи за три сотни тысяч лет изменились очень незначительно. Я,— говорит,— нашел другие, более надежные приметы времени, например, поле, сплошь забитое галькой, и еще окатанные и поцарапанные глыбы. Понимаешь, ледник, двигаясь, тащил с собой с севера массу камня, но пути он ломал, дробил, обкатывал угловатые обломки. А выбивавшаяся из-под тающей высоченной ледяной стены бурная, мутная река подхватывала каменную мелочь, щебень и волокла, катила этот груз дальше, превращая его в гладкую, округлую гальку. Обессилев, на равнине река оставляла каменную ношу, забивая собственное русло галечными отмелями. Вот они, эти отмели,— показал Александр Иванович.