— Соуу, лэйдис энд джентельмен! — неожиданно раздаётся в микрофон довольно посредственного качества. — Итс э биг анар ту ас ту старт аур гранд караоке шоу! — выпаливает ведущий, старающийся говорить как можно быстрее, чтобы создать у окружающих видимость своего «свободного английского», который он наверняка указал в резюме при приёме на работу в интернациональный отель.
Судя по выражениям лиц консервативных английских бабушек, так не дававших покоя компании друзей, получалось у него, мягко говоря, хреновато.
— Соу, аур фёст сингер, — с таким триумфом и радостью в голосе ему бы Грэмми вести, а не галимые караоке-вечера, по дефолту включённые в развлекательную программу отеля. — Мистер Валэрий!
«Мистером Валэрием» оказывается какой-то русский, во всё горло орущий странный шансон на родном языке. Конкретно Юнмины и вернувшиеся к ним Вигуки оценивать столь… смелое выступление не решаются, однако, судя по рукоплесканию в зале от таких же веселящихся русских, перфоманс был более, чем удачным. Ну или все мысленно переключили музыкальные потуги мужчины на, очевидно, более приятный оригинал.
После неплохого старта с «Валэрием», ведущий, демонстративно смахивая несуществующую слезу со щеки, вызывает на сцену Чимина, который уже мысленно смирился со своей участью, а после «Валэрия» и вовсе решил, что он очень даже неплох. Бьют басы, и первые «Oh baby, baby» заполняют пространство чуть душноватого, но в целом терпимого из-за ветра вечера, и Чимин целиком и полностью растворяется в ритме, для человека, который никогда не занимался вокалом, выдавая неожиданно хороший результат.
Далее следуют несколько номеров из солнечной Сербии: одна заунывная песня про поля и рожь (Чонгук очень вовремя включает Гугл-переводчик для аудио и настраивает его на соответствующую дорожку), и ну уж слишком профессиональное исполнение ремикса на «Crazy in Love» от Бейонсе.
— Я тебе отвечаю, она по-любому оканчивала какую-то консерваторию. Ну или, на крайняк, брала уроки, — перешёптываются Тэхён и Чимин. — Вот же выпендрёжница.
— Ага, — встревает в их диалог Юнги. — Специально училась несколько лет, не жалея связок, и всё для того, чтобы потом самоутверждаться в караоке до конца своих дней.
А дальше начинается хаос.
Так получается, что номера Тэхёна и Чонгука ставят подряд, и каждый из них реально исполняет то, что заявлял получасом ранее. Не успевает чувствительная публика отойти от неоднократно повторяющегося в песне вопроса «Come here, rude boy boy, is you big enough?»* в исполнении вполне себе маскулинного корейца, как на сцену выходит второй, ещё более маскулинный кореец, и начинает орать в микрофон о том, что он — новое поколение какого-то хлеба*.
Словом, приведя «благородную публику» в состояние культурного шока, друзья с чувством выполненного долга расползаются по номерам. Позади уже пять дней отдыха, они постепенно приноравливаются к местным развлечениям и даже перестают сыпать проклятиями в адрес клининга, врывающегося к ним, как к себе домой.
Все ложатся спать в огромном предвкушении последующих дней отпуска, в которых их ждёт море, экскурсия на остров на корабле со стеклянным дном, а также — о, чудо, — пять сеансов массажа, на которые Чимина подбил записаться деятельный араб с пляжа.
***
Тэхён с Чонгуком с энтузиазмом набрасываются на шведский стол, сметая на своём пути всё, что содержит в себе энное количество мяса и теста. Конечно, египетское «всё включено» при всём желании не стоит и сравнивать с привычной им корейской кухней — тут тебе ни лапши, ни острой курочки, лишь ледяные макароны и говядина в странных специях, но тем не менее, общее впечатление у всех складывается более, чем приятное. Полное отсутствие рамёна компенсирует наличие риса, который, как известно, практически невозможно испортить, а любимейшую острую курочку все дружно меняют на морепродукты, с которыми в Южной Корее, можно сказать, беда.
— Привет, — машут им с противоположного зала; кажется, улыбчивую девушку зовут Сихо — она родом из Пусана, а в Хургаде закрепилась из-за того, что как-то приехала на отпуск, где и познакомилась со своим будущим мужем, работающим в этом отеле одним из главных менеджеров, лично отгонявшим от неё назойливых торговцев (и ухажёров) во время отпуска.
— Привет, — улыбаются в ответ Тэхён и Чонгук, а Юнги с Чимином присоединяются к ним, подходя к Сихо и заводя непринуждённый разговор.
Что ни говори, а встретить соотечественников в таком непопулярном у корейцев месте, как Египет — более, чем приятно, а потому настроение после общения с милой девушкой у всех неумолимо поднимается вверх. Наскоро поужинав и приготовившись к шоу, вся честная компания выдвигается к сцене, вокруг которой в несколько рядов расставлены стулья в ожидании гостей и очередных вечерних развлечений. Удобно расположившись на первом ряду и наведя камеру на сцену, парни принимаются ждать заявленного «акробатик серкл шоу», и увиденное воистину завораживает.
Симпатичный араб без рубашки, перекатывающиеся мышцы которого заставляют всех четверых рефлекторно подавиться слюной и в панике оглянуться на своих вторых половин, выписывает действительно невероятные финты, искусно балансируя на многоуровневых шатающихся брёвнах.
После него, не успевают парни подобрать упавшие на пол челюсти, как на сцену выкатывается утончённая гимнастка, выгибающаяся во все мыслимые и немыслимые стороны на радость застывшей от восхищения толпе. С каждым разом девушка опускается всё ниже и ниже, на что собравшиеся туристы неистово хлопают, а Тэхён как-то подозрительно бледнеет.
— Я буквально чувствую, как хрустит её позвоночник, — шепчет Чонгук, пережёвывая захваченные из мини-бара в номере орешки.
— Меня сейчас вырвет, — бормочет Тэхён и спешно удаляется по направлению в туалет, заставляя нескольких зрителей недовольно сморщиться.
— Он что, беременный? — неверяще уточняет Чимин, вынуждая Юнги досадливо хлопнуть себя по лбу и задаться вопросом, что именно он упустил в его образовании.
— Подозреваю, это как-то связано с литром молока, которое он выдул на обед, — пожимает плечами Чонгук, расправившийся с орехами. — Я предупреждал его, что у большинства азиатов непереносимость лактозы, но он не захотел меня слушать!
***
— Ах, какое блаженство, — стонет Чимин под аккомпанемент из странных щелчков собственного тела.
Несмотря на то, что по приезде он тут же заделался одним из самых социально активных туристов, и его уже знали в лицо и на боче, и на акваджиме, и на йоге, он всё равно лишился возможности тренироваться в полном объёме, в связи с чем тело ноет и всячески протестует против такого произвола.
Решение подкинул ошивающийся на территории пляжа массажист: кажется, помимо сеансов «райского наслаждения» и «бесконечного блаженства» Чимину он успел втюхать набор деревянных бус Тэхёну, экскурсию с морским дном всей компании и таинственную скляночку Чонгуку, о назначении которой тот рассказывать категорически отказался. Лишь потом Юнги по секрету шепнул, что там был местный аналог виагры, по слухам куда более эффективный в связи с тем, что за подделку лекарств в Египте можно нарваться на смертную казнь.
Уже после массажа, который, кстати, был выше всяких похвал, Чимин, блаженно разваливаясь на кровати, делится с Юнги своими подозрениями о том, что массажист с пляжа — вовсе и не массажист, а некий местный диллер из старых американских фильмов, что-то в духе «того самого чувака в чёрном плаще, который таскает во внутренних карманах приклеенный на скотч товар».
— Как думаешь — чисто теоретически, — у него реально достать травку? Не то чтобы я собирался, мне просто интересно, насколько далеко простирается клиентоориентированность у местных торговцев.