Благодаря такой оценке выясняется ценность, а не цена: это паронимы, которые похожи по звучанию и отличаются по смыслу.
Цена писателя – это как раз премии, медийность и тиражи. Курс обмена его произведений на деньги. А ценность – показатель реальной значимости автора для литературы.
Цена железного слитка – десять монет. Подковы из этого железа стоят сотню. Иголки – пять сотен. А если пустить слиток на детали для часов, цена того же самого железа поднимется до тысяч и тысяч.
Для того чтобы изготовить слиток, подойдёт кто угодно. Выковать подковы способен любой кузнец. Многие кузнецы осилят ковку иголок. С ювелирной работой справится только большой мастер. Он представляет собой наибольшую ценность для профессионального цеха.
А как обстоят дела с ценой и ценностью слова?
Так же.
Когда Конфуция спросили, что он сделал бы, став могущественным правителем, мудрец ответил: «Первым делом вернул бы словам изначальный смысл».
Понимания смыслов добивался от писателей и Марк Твен, который требовал: «Найдите нужное слово, а не его троюродного брата».
В конфуцианском Древнем Китае претенденты на должность придворного чиновника сдавали всего два экзамена – по стихосложению и по каллиграфии. Но проверялось не умение писать в рифму и выводить кисточкой красивые буквы, а способность подбирать нужные слова, сокращать речь до смысла и художественно оформлять результат.
Художественно оформленный смысл даже в немудрёном приключенческом романе – например, «Белый вождь» Майн Рида – может заставить читателя задуматься:
⊲
Любовь к фейерверкам – своеобразный, но верный признак вырождающейся нации. Дайте точные сведения, сколько пороха извёл тот или иной народ на фейерверки, на ракеты и шутихи, и я скажу вам, на каком уровне физического и духовного развития он находится. Чем выше затраты, тем ниже опустился душой и телом этот народ, ибо соотношение здесь обратно пропорциональное.
Казалось бы, цена слова в развлекательной книге невысока, но глубокий смысл короткого замечания Майн Рида делает его ценным.
«Учись так писать, чтобы плакала вся душа от небесной и земной красоты», – призывал художник Алексей Саврасов, а Ирина Одоевцева сохранила в мемуарах писательское соображение Ивана Бунина:
⊲
Главное – пишите только о страшном или о прекрасном. Как хорошо ни изобразите скуку, всё равно скучно читать. Только о прекрасном и страшном – запомните.
Страшного в повестях и романах Гоголя через край, будь то похождения символа российского мошенничества и коррупции афериста Чичикова, скупающего мёртвые души; трагедия ничтожного чиновника Башмачкина, у которого отняли шинель мечты, или убийство студента Хомы Брута упырями и вурдалаками. Однако в тех же «Мёртвых душах» Николай Васильевич писал: «День был заключён порцией холодной телятины, бутылкою кислых щей и крепким сном», – и это прекрасно.
«Нельзя строить жизнь на песке несчастья. Это грех против жизни», – сердился Владимир Набоков, но и жизнерадостными смыслами не злоупотреблял:
⊲
Иные люди (к числу которых принадлежу и я) терпеть не могут счастливых развязок. Мы чувствуем себя обманутыми. Зло в порядке вещей. Судьбы не переломишь.
Далеко не все писатели-диссиденты советского времени были равноценными, но за свои слова они платили дорогой ценой, и ценность этих слов сохраняется…
…а основную писательскую мысль, которая не раз упоминается на здешних страницах, оригинальным образом сформулировала жена диссидента Мария Розанова: «˝Машка, здесь так интересно!˝ – сказал мне Синявский на первом свидании в лагере. Так и в литературе – главное, чтобы было интересно».
Что важнее: смысл текста или тонкости языка?
Они неразрывно связаны.
Без мастерского владения языком всех смыслов не донести… Впрочем, антикоучинг и здесь предпочтёт нравоучениям хорошую историю.
В Древнем Риме заговорщики убили диктатора Юлия Цезаря. Благодаря Шекспиру считается, что Цезарь увидел среди убийц своего ближайшего соратника и вскричал на латыни: «Et tu, Brute!» – «И ты, Брут!»
Однако древнеримские историки утверждали, что последнюю фразу Цезарь произнёс по-гречески: «Kai su, teknon!», в дословном переводе: «Также и ты, дитя!» Вполне уместное обращение, если вспомнить, что некоторые считали Брута внебрачным сыном Цезаря.
«И ты, Брут» – вроде бы практически буквальное повторение фразы: «Также и ты, дитя», обращённой к Бруту. Да и какая разница, какие слова и на каком языке произнёс умирающий диктатор?