Она ждала нас. Гордая и прекрасная, окутанная мраком волос, Она смотрела прямо на меня своими огромными, по‑детски распахнутыми глазами цвета летней ночи.
– Здравствуй, Этернидад! – я шагнул вперед и не увидел, а почувствовал, как бесшумно и неуловимо сдвинулись мои друзья, забирая ее в кольцо.
– Ты пришел, – изящные губы изогнулись в печальной улыбке. – Ты убьешь меня?
– Разве я могу? – я улыбнулся в ответ. – Я просто помогу тебе вернуться туда, где ты должна быть. Вот и все.
– Ты действительно так думаешь? Думаешь, я должна быть именно там?
– Ты сама знаешь, что я прав.
– Уже нет, – Она засмеялась, и смех этот был похож на мурлыканье горного родника. – Тебе следует подумать, на чьей ты стороне, мой спаситель. Разве ты не знаешь, что всегда лучше быть на стороне истины?
– Истины? – я не понял, о чем она толкует, но в душу закралось нехорошее предчувствие. – Разве истина не в твоем имени, Этернидад? Не в вечной борьбе Света и Тьмы?
Тонкая рука взметнулась к соблазнительной пышной груди, только что полускрытой живущими собственной жизнью волосами, но оказавшейся вдруг обтянутой царственным черным бархатом. Приколотая к лифу, блеснула подозрительно знакомая искорка.
– Вот она, истина, дурачок, – она слегка наклонилась вперед, и у меня голова пошла кругом от ее форм. – Первозданная руна Эчей. Истинная руна Истины, как ни нелепо это звучит. Маленькое чудо, возводящее любое слово и дело в ранг закона мироздания. Ну, или отдельно взятой его части, так уж и быть. Я ведь не жадная. Я даже была бы рада поделиться с тобой, милый. Только скажи…
– Сказать?.. – мне показалось, что мир сузился до размера этих темно‑фиолетовых глаз.
Она звала меня, ждала, я принадлежал ей, как она принадлежала мне. Ничего больше не имело значения, ничего не имело смысла. Ничего больше и не было. Только Она и я. Мы растворялись друг в друге, и мрак окутывал нас, баюкая, как любимых детей. Я чувствовал, как он поглощает меня, забирает мою душу, но мне было все равно. Я был с Ней, Она была со мной. Небытие – полное и абсолютное – манило нирваной нашего единения.
И тут Она дернулась и отскочила в сторону.
Мир вернулся к своему нормальному состоянию. Я вдруг понял, что мои соратники сжали круг, почти придвинулись к нам на расстояние удара меча. Еще бы несколько секунд моего пребывания в гипнотическом дурмане ее взгляда, и они добрались бы до Нее. Мы были в полушаге от победы. Не знаю, смог бы я потом вырваться из плена окутавшего нас мрака, но лучше было умереть вместе с ней, чем позволить Тьме жить. И вот какой‑то неожиданный несчастный случай, мелкая нелепица разрушили связавшую нас смертельную магию. До боли знакомый пыльно‑серый комочек прошебуршал лапками по изысканным складкам платья.
– Сто‑уй, воровка‑у! – заорал Сыр, опознав в нарушительнице спокойствия нашу давнюю знакомую, и рванулся было к Повелительнице, но Дог впился пальцами в клетчатые бока, удерживая разъяренного хищника мертвой хваткой, и вовремя заткнул кошачью пасть.
– Какое невежливое животное, – Этернидад выпрямилась, перестав обращать внимание на постороннюю возню на платье, снова становясь единовластной повелительницей этого убого мирка. Она приподняла тонкую бровь и презрительно покосилась на Сириуса, видимо, приняв его вопль на свой счет. – Вам следовало бы надеть на него намордник, молодой человек, – Дог вздрогнул под ее взглядом.
Я начал тихо закипать. А вот не надо так смотреть на моих друзей! Да еще ребенка Она мне здесь пугать будет! О собственном решении относиться к Догу, как к молодой девушке, я, разумеется, начисто забыл, и когда Этернидад снова одарила меня своей обольстительной улыбкой, пылал праведным гневом. Повелительница удивленно расширила глаза, снова повернулась к Догу и изучила его уже боле внимательно.
– Не может быть! – воскликнула в притворном ужасе. – Тебе нравятся мальчики?
Я настолько обалдел от такого предположения, что просто стоял столбом и хлопал челюстью. А черноволосая красавица взирала на меня, поджав губки и так соблазнительно выгнув спину, что остатки связных мыслей вылетели у меня из головы. Тем временем мышь добралась до пояса, совершила отчаянный прыжок – и вцепилась в край лифа, поддерживающего роскошный бюст.
Грызун произвел на Повелительницу ошеломляющее впечатление. Настолько ошеломляющее, что все просто согнулись, зажимая уши.
– Ии‑и‑и‑и! – по‑бабьи завизжала красавица, теряя царственное достоинство и вертясь на месте. Вокруг нас радостно взвились в небо пыльные смерчи.
Мышь, как профессиональный эквилибрист, болталась из стороны в сторону, держась за ткань (если, конечно, это была ткань) одними зубами. Улучив момент, серушка зацепилась коготком за край кружева. Подтянулась – и юркнула в ложбинку между молочно‑белых грудей. У меня закружилась голова от осознания, что предстало взору прожорливой книголюбки. Этернидад окончательно рассвирепела. Фиолетовые глаза налились недобрым огнем, непроницаемо‑черные волосы рассерженными кобрами взвились вверх. Кинжально острые ногти впились в декольте, стараясь разодрать наглую тварюжку сквозь ткань, но в следующую секунду повелительница завизжала еще громче и отчаянно затрясла рукой – видимо, укушенной. А мышь, обнаружив, что платье не является преградой, непроницаемой для ее зубов, заработала резцами в темпе обезумевшего дятла.
В то же самое время, Винсент, как самый устойчивый к проявлениям Тьмы, незаметно подобрался со спины к беснующейся Этернидад. В облаках пыли блеснул серебряный эльфиский клинок, и истошный визг сменился удивленным стоном. Но вампир вдруг покачнулся и начал медленно опускаться на колени. Отяжелевшее тело раненой женщины прижало его к земле. Руна вместе с лоскутом черной ткани упала под ноги Повелительницы и зарылась в невесомую пыль. Все вдруг стихло. А потом в безликом небе мира белого праха засияло солнце.
– Винс! – закричала Леринея и бросилась к своему учителю.
Следом за ней отмерли все остальные, и вскоре вокруг поверженного вампира образовалась толпа. Но прежде чем я или Дог успели добраться до него, чтобы оказать помощь, Винсент открыл глаза. И его всегда такое бледное лицо окрасил румянец. Ровный. Человеческий. Винс обвел взглядом всех нас, задумчиво провел языком по зубам и вдруг расхохотался.
– Не увеличиваются! – сквозь смех сообщил он. – Совсем! Я больше не вампир!
– Ты поднял руку на саму Ночь, – Эрмот похлопал его по плечу. – Это была последняя ступень отречения.
– Да? – растерянно и как‑то печально спросил Винсент и перевел взгляд на свою жертву. Глаза его расширились. Дружный вздох изумления взметнул легкие облачка белой пыли.
– А это что за фифа? – озвучила всеобщее недоумение Киниада.
На белом песке истекала кровью совершенно незнакомая женщина. Стройненькая, миниатюрная платиновая блондинка. Нет, должен сказать, она была вполне ничего себе, но мне защемило сердце от одного воспоминания о вопиющей прелести изогнутых в форме лука губ, о жаркой страсти, плескавшейся на дне очей цвета летней ночи.
– Она жива! – воскликнул Дог, первым оказавшийся около незнакомки.
– Тю‑ю‑ю… – растерянно протянул Джефри, – еще баба! Рик, откуда она взялась?
Рик задумчиво ковырял в ухе и ничего не ответил.
– Носительница, – первым догадался Делимор. – Та, чье тело заняла Ночь.
Любопытный Сырок, протиснувшись между нашими ногами, внимательно изучил лицо женщины.
– А я‑у, ее знаю… – удивленно сообщил он. – Она‑у с р‑р‑ректор‑р‑ром шашни кр‑р‑рутила‑у.
– Серенити, – сказал вдруг Винсент, он неотрывно смотрел на блондинку, словно прикипел к ней взглядом на всю оставшуюся жизнь, – ее зовут Серенити. Шимми ее послал. И она пошла. Так далеко, как смогла. Мне джиния рассказала, – сообщил он и с совершенно душераздирающей интонацией добавил: – Бедняга.
– Да как она могла‑то через столько миров?! – не выдержал я.
– А может, у нее дар такой. Не всем же его в карты выигрывать, – пожала плечами Кида.
Под чуткими руками Дога рана под ребрами белокурой Серенити затянулась, женщина облегченно вздохнула и расслабилась, заснув здоровым сном.