- Я, в отличие от вас, не наблюдала за брачными танцами Бориса в прошлом и долгое время не догадывалась, что принимаю участие в спектакле. Боюсь, Борис мною манипулировал. Он чувствовал, что его ухаживания вызывают у меня острое неприятие, которое я из вежливости старалась не проявлять, и пользовался этим. Перед тем как вывести меня в свет, ваш друг навязчивыми нежностями и знаками внимания добивался, чтобы у меня отказали тормоза. Я зверела и, позабыв обо всех нормах поведения в цивилизованном обществе, давала себе волю, после чего чувство стыда на некоторое время пересиливало все остальные. Вот тут-то Борис и выводил меня - притихшую и виноватую - на люди. Зачем все это было ему нужно - ума не приложу. Но если, по-вашему, его тайна не имеет отношения к убийствам в отеле, то и бог с ней. Сейчас главное - вычислить убийцу. Вы уверены, что у мужа Натальи не хватило бы пороху подмешать яд Борису и Леве?
Замухрышка ответил не сразу. Он поменял местами судки на подносе, отрезал себе кусочек фаршированного языка, долго смаковал его во рту и вообще вел себя так, будто меня с моими вопросами не было в комнате. Я уже начала жалеть, что отказалась от плана Марка. В страхе Замухрышка наверняка не держался бы столь нагло. Я решила досчитать про себя до ста, а потом без подготовки выдать ему новость о затопленном подвале. "Будем надеяться, это известие собьет с тебя спесь", - злорадно подумала я, начиная отсчет. На шестидесяти восьми Замухрышка соизволил повернуть голову в мою сторону.
- Я ни в чем не уверен, - изрек он, цыкнув зубом. - Звягин влюблен в себя до патологии. Если смерть Бори и Льва могла принести ему пользу, моральные устои его не удержали бы. Но вот хватило бы ему ума - сомневаюсь.
- Теоретически смерть Левы могла принести ему пользу, - произнесла я, изображая задумчивость. - Например, в том случае, если Лева - его кредитор. А вот зачем Вальдемару убивать шурина - непонятно. Наследство, которое достанется Наталье, слишком невелико, чтобы ради него марать руки.
- Почему невелико? - насторожился Георгий. - Вполне солидное наследство. Людей убивали ради гораздо менее значительной суммы.
- Думаю, Наталье придется продать фирму брата, чтобы вернуть кредит, взятый под строительство отеля. Конечно, остается еще квартира и машина...
- Но в недалеком будущем отель начнет приносить хороший доход, - перебил Георгий.
- Ах, вы же еще не знаете! - воскликнула я, отведя глаза. - Павел Сергеевич пришел в себя и рассказал, что в подвале отеля полно воды, которую он не сумел откачать, как ни старался. По его предположению, строители, отрыв котлован, задели водоносный пласт, и теперь вода подмывает фундамент...
Приглушенный ковром металлический лязг заставил меня умолкнуть. Я уставилась на валяющийся на полу поднос и перевернутые судки. Содержимое одного из них завораживающе-медленно растекалось по ковру. Я с трудом оторвала взгляд от расплывающегося пятна и подняла глаза на Замухрышку, голова которого запрокинулась на спинку дивана. Его лицо приобрело землистый оттенок, в прорезях век блестели желтоватые, в красных прожилках, белки глаз. Левая щека прекратила свой конвульсивный танец, и уголок рта больше не дрожал в недоделанной кривой ухмылке.
С минуту я таращилась на Замухрышку, дивясь внешней перемене, которая произошла с этим неврастеником в момент, когда на него внезапно снизошел покой, потом придвинулась и неуверенно похлопала ладонью по неподвижной щеке. Никакого эффекта.
"Боже, неужели я все-таки довела его до инфаркта?" Эта мысль мигом оторвала меня от дивана и швырнула в прихожую. Ругаясь, как грузчик, я в несколько секунд разбросала баррикаду, любовно сложенную Замухрышкой, выбежала в коридор и испуганной ланью помчалась к номеру триста восемнадцать.
- Ты хотел увидеть реакцию Георгия на известие о скорой гибели отеля? обрушилась я на Марка, выскочившего из спальни при моем шумном появлении. Беги, полюбуйся! Только поторопись, пока зрачки на свет реагируют.
Марк чертыхнулся и опрометью вылетел из номера. За ним после секундной заминки последовала реанимационная бригада в составе Генриха, Прошки и Леши. Последний небрежно уронил предыдущего пациента на загаженный кафельный пол ванной, но пребывающий в неведомых далях Вальдемар не обиделся. Я некоторое время пыталась решить, этично ли оставлять беспомощного страдальца в столь некомфортабельных условиях, но, вспомнив, что он, по всей вероятности, и учинил двухдневный кошмар в отеле, тоже покинула номер.
Обморок Замухрышки оказался глубоким. Даже с помощью нашатырного спирта, который Генрих отыскал в аптечке, нам не сразу удалось привести несчастного в чувство. Едва он открыл глаза, как в него тут же влили полфлакона сердечных капель и изрядную порцию валерьянки. Но, наверное, мы напрасно старались. Замухрышка очнулся таким спокойным и безучастным, что его, пожалуй, наоборот, следовало бы напоить чем-нибудь возбуждающим.
- Нельзя оставлять его одного, - высказался Генрих, с тревогой глядя на физиономию Георгия, которая приобрела удивительно тупое выражение. - Не забрать ли его с собой?
- Лучше отведите его в сторожку к Наталье, - решил Марк. - Думаю, она быстрее других сумеет привести его в чувство.
Генрих и выделенный ему в помощь Прошка упаковали Георгия в дождевик с сапогами, взяли его под белы ручки и повели к лифту. А я, Леша и Марк вернулись к бесчувственному Вальдемару.
- Все, не могу больше, - сказал Марк, с отвращением поглядев на тело, распластавшееся в тошнотворной жиже. - Пусть валяется, пока не поднимется на ноги самостоятельно.
- Может, хоть перенесем его на кровать? - предложил Леша.
- В таком виде? - Марк брезгливо передернул плечами. - Наталья нам за это спасибо не скажет.
- Нечего суетиться вокруг этого подонка, - согласилась я с Марком. - О нем в тюремном лазарете позаботятся. Или вы по-прежнему считаете убийцей Георгия, мистер Ватсон?
Марк поморщился, но крыть ему было нечем. Если бы не бескровное лицо и не внезапно пропавший тик Замухрышки, он еще мог бы выдвинуть версию о притворном обмороке, а так ему оставалось лишь достойно принять поражение.