— Подождем здесь, — сказала я Леше и встала к раковине. — Не стой столбом, выброси осколки в ведро и помоги мне домыть посуду.
Леша безропотно подчинился.
— Тебе не кажется, что все это очень странно? — спросил он, намыливая тарелку. — Борис отравился, Лева пропал, Георгий потерял телефон…
— Да, для одного утра событий явно многовато, — согласилась я. — И эмоций, пожалуй, перебор. Замухрышка бьется в истерике, Лариса на грани обморока, истопник бьет посуду. Нужно разбудить наших. Пусть поучаствуют в общем веселье.
— Не ерничай, я серьезно. Эмоции меня как раз не удивляют. Их вполне можно объяснить обстоятельствами. А сильные они или нет — это дело темперамента. Думаешь, твой висельный юмор в драматических обстоятельствах выглядит естественнее, чем истерика?
— Во всяком случае, приятнее, я надеюсь.
— Наверняка не для всех.
— Ладно, не будем о людях с дурным вкусом. Ты говоришь, бурные эмоции наших компаньонов тебя не удивляют. А что удивляет?
— Мне подозрительно исчезновение Левы и телефона, особенно в свете внезапной болезни Бориса.
— Думаешь, Лева траванул Бориса, стянул у Замухрышки телефон, чтобы нельзя было вызвать помощь, и смылся? Тогда, будучи последовательным, он должен был прихватить и телефон истопника.
Не успела я договорить последнюю фразу, как на кухню ворвался Павел Сергеевич. В первое мгновение я его не узнала. Куда подевалась величественная осанка, надменность классического профиля? Теперь едва ли кому пришло бы в голову сравнить его с римским сенатором на покое. В лучшем случае он мог претендовать на роль пожилого патриция, удирающего от восставших гладиаторов.
— Телефон! Его нигде нет! — объявил он, задыхаясь.
Столь неожиданное подтверждение невероятного предположения, только что высказанного мной в шутку, выбило меня из колеи. В мигом опустевшей голове мелькнула единственная — и совершенно дурацкая — мысль: «Эта массовая скорбь по поводу пропавших телефонов со временем начинает приедаться».
Леша проявил сообразительности побольше.
— А где вы его держите? — задал он вполне резонный вопрос.
— Вообще-то ношу с собой. Вот здесь. — Павел Сергеевич похлопал себя по карману. — Но когда иду в котельную, вынимаю. Там же все время нагибаешься — вдруг выскользнет, разобьется? Утром, когда я одевался, телефон был на месте, в кармане. Я положил его на тумбочку — как сейчас помню. И вот, пропал… Я всю сторожку обыскал — нигде нет.
— Когда вы ходили в котельную?
— Как обычно — на рассвете. Я всегда, как встаю, первым делом иду топить.
— А сторожку запираете?
— Нет, конечно. Откуда здесь взяться ворам?
— Понятно. — Леша посмотрел на меня. — Надо бы сообщить Наталье, что помощи не будет, а?
Я встряхнулась:
— Да, конечно. Идем.
Мы зашагали было к лестнице, но Павел Сергеевич удержал Лешу за локоть.
— Давайте сюда. — Он показал на большую нишу рядом с холлом. — Я включил лифт. Так будет быстрее.
Мы поднялись на третий этаж. Перед дверью Борисова номера Наталья и Георгий бурно спорили. Увидев нас, парочка замолчала.
— Второй телефон тоже пропал, — заявила я без предисловий.
Наталья окаменела, а Замухрышка начал менять цвет. Сначала он побагровел, потом стал сизым, а закончил эту любопытную цветовую гамму грязновато-серый окрас. «Точно заправский хамелеон», — подумала я, глядя на его ходящую ходуном щеку.
— Как… что… мы… Ты! — завопил он вдруг Наталье в лицо. — Все ты! Все подстроено! Вы нарочно меня сюда заманили! «Поедем отдохнем! Отошли телохранителя, кого тебе здесь бояться? Когда понадобится, вызовешь!» Какой же я был дурак! Сам, собственными руками, надел петлю себе на шею! Ну, чего ждете?! Вышибайте стул! Режьте, стреляйте!
Я размахнулась и залепила ему хорошую оплеуху — по правде говоря, у меня давно уже чесались руки. Все оцепенели. И как раз в этот кульминационный момент из моего номера высыпали в коридор Генрих, Марк и Прошка, причем Прошка в одних трусах. Но именно он подскочил к нашей группе и схватил Замухрышку за грудки.
— Сейчас ты у меня получишь, гаденыш! — пообещал он отважно. (Обычно наш Храбрый Портняжка сдерживает свои благородные порывы, но Георгий явно уступал ему в весовой категории). — Что он тебе сделал, Варька?
Глядя на перекошенное от страха лицо Замухрышки, несомненно решившего, что мы уже приступили к его ликвидации, я с трудом подавила неуместный приступ смеха.
— Ничего. Это была превентивная мера. Отпусти человека.
— Мне следовало сразу догадаться, кто здесь жертва, — буркнул Прошка, убирая руки.