Из комнаты донесся стон Павла Сергеевича. Генрих вскочил, заглянул в приоткрытую дверь, постоял с минутку и вернулся на место.
— Спит, — сказал он тихо.
— Да! — приглушенным голосом сказал Прошка. — Мы совсем забыли о покушении на старика. Допустим, Лева — самозванец, Борис знал об этом и шантажировал его, за что и был отравлен. Но зачем Леве нападать на Павла Сергеевича? Вряд ли Борис делился со своим сторожем и истопником добычей от шантажа. И посвящать старика в свои делишки ему тоже резона не было.
— Откуда ты знаешь? — проворчал Марк. — Может быть, они души друг в друге не чаяли и не имели друг от друга секретов?
— Которыми делились по телеграфу, так, что ли? Ведь Павел Сергеевич безвыездно живет при отеле, а Борис наведывался сюда раз в несколько месяцев.
— Ну и что? По-твоему, у них была столь бурная и насыщенная жизнь, что одной встречи за несколько месяцев не хватало на изложение основных событий? Прошка, а почему ты не спросил у Натальи, насколько близкие отношения связывали Бориса и Павла Сергеевича? — сурово осведомился Марк. — Ведь это очень важно. Раз они оба жертвы, разумно было бы выяснить, что их связывало помимо, так сказать, служебных отношений.
— Наталья считает, что ее брат умер своей смертью. Если бы я начал подробно расспрашивать о Борисе, она догадалась бы, что мы с этой версией не согласны. Мне кажется, ей хватает горя и так; ни к чему, чтобы она изводила себя мыслями об убийстве.
— Конечно, об отношениях Бориса и Павла Сергеевича нужно было расспрашивать не Наталью, а Георгия, — поддержал Прошку Генрих.
Марк бросил на меня недовольный взгляд.
— Твоя промашка, Варвара.
Я состроила несчастную мину.
— Ты намекаешь, что мне снова придется ползать на брюхе перед дверью этого типа, чтобы он соизволил меня впустить? Уверена, во второй раз ничего не выйдет. Замухрышка непременно заподозрит меня в самых дурных намерениях. Лучше подождем, пока проснется Павел Сергеевич, и спросим у него.
— Нет, — беспощадно отверг мои отговорки Марк. — Во-первых, Павлу Сергеевичу нельзя долго разговаривать, а во-вторых, у него провал в памяти.
— Но провал охватывает небольшой промежуток времени. Если они с Борисом друг в друге души не чаяли, истопник должен об этом помнить.
— Он не помнит ничего о событиях последних трех дней, в том числе о смерти Бориса. Не следует вводить его в курс дела; вряд ли это будет способствовать его выздоровлению. Так что придется тебе постараться и снова проникнуть в номер Георгия.
— Но хоть не прямо сейчас? Может интервью с Замухрышкой подождать несколько часов? Тогда бы я могла заявиться к нему с ужином.
— А сейчас давайте хоть ненадолго отвлечемся от этого проклятого расследования, — подхватил Прошка, извлекая из кармана колоду карт, ручку и лист бумаги. — Леша, подай спички, будем тянуть жребий, кому не играть. Или кто-нибудь хочет сам отказаться от бриджа?
— Никакого бриджа! — отрезал Марк. — Леша с Генрихом пойдут в отель разговаривать с Ларисой и Левой. Варвара, ты иди с ними, подстрахуешь Лешу, если ему не удастся отвлечь этого подозрительного субъекта надолго. Нельзя допустить, чтобы он застал Генриха вместе со своей женой. А ты, Прошка, тем временем уберешь здесь грязную посуду.
— Марк, ты родился в неподходящее время, — грустно сказал Прошка. — Тебе бы жить до нашей эры или хотя бы лет двести назад — в южных штатах Америки. Из тебя получился бы классный надсмотрщик за рабами.
— Общение с вами гораздо лучше подготовило меня к профессии погонщика ослов.
Мы не стали дожидаться, чем закончится эта стычка, — и так было ясно, что победа останется за Марком. Напоследок Генрих еще раз заглянул в комнату Павла Сергеевича, потом мы натянули плащи, сапоги и поплелись в отель.
Поход оказался во всех отношениях неудачным. Замухрышка наотрез отказался повторно впустить меня в номер, а кричать сквозь двери на весь коридор мне не хотелось. После бесплодных переговоров я присоединилась к Леше с Генрихом, и мы долго сидели на лестнице, выжидая, не покажется ли кто-нибудь из супругов Ломовых.
— Давайте попробуем под каким-нибудь предлогом выманить Леву из номера? — предложила я, потеряв терпение.
— Он сразу заподозрит неладное, — сказал Леша.
— Но сколько можно тут торчать? А если они до завтра не покажутся?
— Давайте посидим еще полчасика, а если ничего не высидим, вернемся в сторожку, — предложил Генрих.
— С пустыми руками? Да Марк нас убьет! Нет, если через полчаса ничего не произойдет, раздобудем ведро, набьем бумагой и устроим дымовушку — разворошим это осиное гнездо.
— Знаешь, Варька, твои гениальные идеи живо напоминают мне об Эрихе с Алькой. Например, недавно они собрались провести небезопасный химический эксперимент и, желая избавиться от бдительного ока Машенькиной мамы, подбросили ей на кухню крысу.
— Живую?
— Живую. Ольга Ивановна два часа простояла на столе, визжа, а Эрих с Алькой, уверившись, что она не войдет в комнату, тем временем пытались синтезировать нитроглицерин. К счастью, все обошлось. Правда, когда мы с Машенькой вернулись домой, ее мама затеяла длинную ночную дискуссию на тему, в кого уродились дети. Машенька сразу вспомнила, что в младенчестве они часто оставались под твоим присмотром.
— Ну, не только под моим. Мы все по очереди их высиживали. От меня они не могли перенять столь дурных манер. Надо же, людям по одиннадцать лет, а они не сумели синтезировать нитроглицерин!
Я повернулась к Леше, приглашая его вместе со мной подивиться отсутствию изобретательности у нынешнего молодого поколения, но Эрих с Алькой тут же вылетели у меня из головы. Леша сидел, задрав голову, и корчил рожи. В его исполнении сей мимический спектакль может означать только одно: Леша напряженно ворочает мозгами. Время от времени это с ним случается, и в такие минуты состояние его подобно трансу — можете кричать, щелкать у него перед носом пальцами или исполнять у него на глазах стриптиз — Леша и ухом не поведет.
Я кивком обратила внимание Генриха на то обстоятельство, что Леши больше нет с нами.
— Что будем делать? — спросил Генрих, сразу оценив положение. — Ты не знаешь, он щекотки боится?
— По-моему, его сейчас подобными мелочами не проймешь. Нужно нечто более радикальное.
Пока мы спорили, можно ли считать радикальным средством пригоршню льда, высыпанного за шиворот, Леша перестал ворочать глазами и гримасничать.
— Лешенька, ты нас спас! — обрадовался Генрих. — Еще чуть-чуть, и мы бы начали операцию по возвращению тебя к жизни. Честно тебе скажу: я бы на твоем месте предпочел быструю смерть. В каких лабиринтах мысли ты блуждал?
— Да вот думал, не связано ли нападение на истопника с тем неприятным известием, которое он сообщил Борису в день нашего приезда. Варька, ты уверена, что речь не могла идти о котлах?
— Пожалуй. Я обратила внимание на старика, как только мы вылезли из машины. Он шел встречать нас с каменным лицом, без намека на улыбку. Когда вы подъехали, Павел Сергеевич сразу отвел Бориса в сторону, сказал ему одну-две фразы, и Борис буквально оцепенел. Если речь шла о котлах, подобную реакцию должна была вызвать примерно такая фраза: «У меня полетел клапан, и через пять минут от нас не останется мокрого места». А Борис заверил меня, что неприятности нас не коснутся.
— Я тут вспомнил о ключах от бассейна. Помнишь, Павел Сергеевич сказал, что Борис забрал их еще вечером? Так вот, пока вы с Прошкой были в отеле, мы в сторожке наткнулись на коробку с ключами от служебных помещений. Все ключи разложены по кожаным футлярчикам, на каждом — наклейка с надписью. И в футляре с биркой «бассейн» лежит три ключа. Зато есть два пустых футляра. «Цоколь, правое крыло» и «Цоколь, левое крыло». Получается, что Борис забрал ключи не от бассейна, а от всего цокольного этажа. Может быть, это как-то связано с сообщением истопника?