– Ивашшшшш,
– Что, дорогая? – муж примчался по первому зову.
Бабу Веру в их семье ценили и уважали. Она сорок лет проработала научным сотрудником лаборатории. Всех детей одела, выучила, кстати, тоже на научных сотрудников. И даже у неё вёлся журнал семейных достижений. Всё учтено. Вложили столько, получили столько. Рассчитано до копейки, до минутки, до самого маленького дельца.
И тут ей, великому научному сотруднику, что всех переучила, на голову вылилось говно…
– Иваша, что это за говно? Это ты опять что-то нахимичил, кода люстру чинил, – посыпались её стандартные обвинения.
– Веруш, причём тут электрика к сантехнике? – развёл руками Иван.
– Это ты должен знать! – топнула ногой разгневанная бабулька, готовая рвать и метать.
– Дорогая, наверное, это соседи нас подтопили, – успокаивал её муж.
– Так пойди разберись. Чего стоишь?
Иваша зашаркал своими прохоженными тапочками. Веруша ему купила новые, ещё два года назад, но он пока эти не исходит под ноль, новые не наденет. Чего добру пропадать?
В квартире возмутились даже кастрюльки. Варева закипятились и перелились, начав источать препротивнейший запах жаренного борща. Амбре горелой свёклы и капусты сроднилось с поверхностью электропечи. Она вскоре тоже взбунтуется.
Веруша уловила носом вонь и принялась покрывать возмущениями всё того же Ивана. Во всём он виноват, ну во всём. Все смертные грехи – его рук дело.
А Иваш барабанил в металлическую дверь нерадивых соседей. Что есть мочи внушал им страх расправы. Он-то не знал, что там ползает маленькая девочка. Ему пришло в голову, что виновники нашкодили и тихушничают.
– Сейчас милицию вызову! Я не шучу! – срывался Иван на закрытую дверь, ведь жене трудно возразить.
Через час приехали и работники власти, и работники местного ЖЭКа. Все в один голос рвались к затопителям. Ситуация накалялась.
– Решено! Вскрываем.
Устрашающе зажужжала болгарка. Двери вжались в стену от страха.
– Оййойоой, оййойоой. Ладно, хоть мелкая эта больше не погрызёт порожек, – смирилась испуганная дверь.
Бу-бух. Хранительница квартиры грохнулась в обморок. Не каждый день тебя с петель снимают.
– О боже, тут же малышка, совсем одна. А где же родители? – возмутилась вездесущая Веруша.
– Женщина, успокойтесь. Сейчас разберёмся! – охладил её милиционер, что заходил в квартиру.
Малявочка отправилась в дeтприёмник. Оказалось, что её мать умотала заграницу, бросив довесок дома. Там ведь ждала новая жизнь, ухажер, а тут какашки и кормёжки.
Вы можете думать: случайность, повезло, но дома всегда на страже. А какие ваши тайны разболтает ваш дом?
Мотоциклистка
Софья Гуревич
«О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней.
Сияй, сияй, прощальный свет
Любви последней, зари вечерней!»
Ф. И. Тютчев.
– Что? Приглашаете на программу? О чём? О любви? Вы не ошиблись? Мне вообще-то восемьдесят лет! Мало ли что в молодости я плейбоев играл! С тех пор сколько лет прошло! Что? Пушкин сказал: «Любви все возрасты покорны»? Вы плохо его читали, там дальше он написал: «Но юным, девственным сердцам её порывы благотворны.» Оставьте меня в покое! До свидания!
Андрей Михайлович в сердцах бросил трубку. Надоели уже! Если всю жизнь играл героев-любовников, значит великий специалист в любви! Он усмехнулся. Ну что да, то да. Был когда-то. Брутальная внешность, роли.
Девчонки умирали, прохода не давали. Он тоже святым не был, грех не воспользоваться, когда сами в постель прыгают. Но в сорок пять встретил свою Катюшу и как отрезало, был верен и мысли не было ей изменять.
Кто-то из друзей сказал: «Это потому, что ты уже нагулялся.» Нет, просто любил её по-настоящему. Тридцать лет прожили душа в душу. Она была моложе, не думал, что переживёт её, а вот как получилось. За три месяца сгорела от рака. Он не верил, надеялся до последнего.
Уже пять лет один. И никто ему не нужен. Он не понимал своих ровесников, которые в старости женились на молоденьких. Это ведь полный абсурд! Однако, надо в магазин за хлебом.
Андрей Михайлович собрался, спустился и только вышел из подъезда, как сильно закололо сердце. Он опустился на скамейку, чёрт, в глазах темно, какие-то блики мигают. Он потерял сознание, очнулся, когда какой-то молоденький парнишка в кожаной куртке теребил его, спрашивая: «Что с вами? Вам плохо?» Он не мог ответить, снова потерял сознание.
Очнулся уже в больнице. Медсестра подошла к нему.