Рой развернулся так резко, что едва не упал.
— Откуда знаешь? Кто ты вообще такой?
Мужчина приподнял шляпу мизинцем и расплылся в удовлетворённой улыбке:
— Я же сказал: друг.
Глава 4. Господин Полох
— Звяк! — тихонько заплакали осколки тарелки, когда я мазнула по ним веником.
Нагнулась поднять чудом уцелевшую фарфоровую чашку, но и тут разочарование: край отколот, а через золотистый узор пролегла трещина. Тоже в мусор.
Вот тебе и великая честь! «Избранница, невеста Ветра! Счастливая!» — вздыхали дома соседки, втайне радуясь, что не их дочерей принесут в жертву. Знали бы они, что меня ждёт вовсе не мягкая перина, но и не пытки в логове зверя. Вместо того и другого баба Рея отчитала меня за битую посуду, вручила веник и велела убирать. А сам Ветер, послав издевательский воздушный поцелуй, распахнул окно столовой и бесстрашно шагнул в бездну, чтобы в следующий миг взмыть в вышину.
— Што морщисси? — прошамкала старуха, упиваясь моим унижением. — Здеся табе ня королевкие палаты. Нас в поместье всего двое и работает, а бабушка старенькая, бабушка к кажной вашей разборке поспевать не могёт!
Работа как раз меня не смущала. После смерти отца у нас с мамой не осталось средств держать слуг. Мы сами готовили, убирали, таскали с рынка корзины продуктов… Полоскать бельё в ледяной воде, пропалывать грядки, замаскированные по краям кустами пионов — всё это я умела и белоручкой не была. А вот устранять последствия собственной глупости стыдилась.
Надо же так опростоволоситься! Мало того, что показалась жениху (я снова поморщившись, когда это слово само скользнуло в мысли) несдержанной дурёхой, так ещё и испортила столько утвари… Да уж, всем невестам невеста! Не зря господин сказал, что порадуется, избавившись от меня.
Избавившись… Как, интересно? Отпускать меня Ветер не собирается. Поднимет в воздух да сбросит на острые камни, чтобы не мешалась? Или всё-таки оставит вон… хоть пол подметать? То и другое лучше, чем снова ощутить его пальцы под платьем! Я одёрнула юбку, прикидывая, не найдётся ли у бабы Реи одежды попроще и поплотнее, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.
Стирающая капли джема с одного из зеркал старуха недовольно поцокала.
— Это ж что такого господин ляпнул, шо ты так осерчала, горюшко? — пробурчала она.
— Да уж нашёл, чем уязвить… — стиснула зубы я.
Но вместо того, чтобы надрать мне уши и приказать отмывать грязь, Рея хихикнула:
— Агась, он умеет. Но ты ня принимай близко к сердцу, горюшко! Господин ня так уж плох…
— Что, — фыркнула я, — расскажете, что вовсе он не такой козёл, каким кажется?
— О! — Старуха утёрла выступившие от смеха слёзы манжетом. — Он тот ышо козёл! И каким кажется, и больше! Но по своей воле такими не становятся. Потерпи его покамест, горюшко. Авось стерпится-слюбится.
Я вспыхнула. Неужто эта добрая женщина и впрямь считает меня невестой Ветра? Невестой, а не глупой птичкой, угодившей в силки? Неужто не понимает, какая беда здесь творится?
— Ни за что на свете! Он насильно меня сюда приволок. Убежать я не в силах, но не лишайте меня права ненавидеть пленителя!
Старушка не воспринимала слова всерьёз.
— «Пленителя»! Ишь! — Она ещё раз провела тряпкой по стеклу, критически осмотрела своё отражение и поправила передник. — Думаешь, ты одна тут не по своей воле? Горюшко-горюшко…
Расспросить Рею подробнее не удалось. Старуха увиливала, отшучивалась и сварливо бранилась, а как до дела — молчок.
Зато, помогая горничной, удалось изучить особняк. Изучить, но не полюбить. Роскошные комнаты, сияющие всеми оттенками золота при ярком солнце, смотрелись аляповато и вызывающе. Просторные залы, где следовало бы устраивать шумные празднества, пустовали, и стук каблучков разносился по ним безжизненным эхом. Обтянутые бархатом кушетки и тяжёлые гардины чихали клубами пыли, стоило к ним прикоснуться, а почти все камины были закрыты заслонками и не использовались, от чего по покоям вечно гулял сквозняк.
Комната за комнатой смахивая пыль с мебели, я вышла в тёмную залу без единого окна, запнулась о что-то из мебели и поспешила распахнуть обе двери: ту, через которую вошла, и ту, что вела в следующее помещение. Свет лентами пронзил взвившиеся в воздух пылинки, а я поспешила закрыть рукой рот, душа крик в зародыше.
Комната была увешана картинами. Нет, не так. Все стены, не оставляя ни единого свободного участка, занимали женские портреты. Блондинки, брюнетки, рыжие, писаные красавицы и те, на кого не взглянуть без сочувственного вздоха, в роскошных нарядах и лохмотьях, ярко разукрашенные и с лицами, хранящими память о синяках и ссадинах. Несколько портретов были совсем странными: обнажённые девушки с кожей, тёмной, как уголь.