Разумеется, ни морковки, ни стены, ни даже камни площадной замостки не явили Иланги ничего вдохновляющего. А вот кукольника он едва не упустил из виду. Старик устроился на каменной ступеньке в глубокой нише, и заметить его там было непросто.
Сумерки неспешно сгущались, еще недавно короткие тени вытягивались во весь рост. Отзвонил и затих базарный колокол, обозначив окончание торгового дня. Рыночная площадь мало-помалу пустела.
Иланги шел мимо торговок, убирающих свои лотки и, как никогда за все время своих странствий, ощущал себя эльфом среди людей. Вот и конец твоего пути, Иланги, — и что ты теперь скажешь? Что ты можешь такого сказать человеку, чтобы он тебя хотя бы выслушал? Не будь ты эльфом, ты бы сейчас не подбирал мучительно слова, а точно знал… но не будь ты эльфом, они бы тебе просто-напросто не понадобились.
Он очень старался придумать хоть что-нибудь — но все слова вылетели из головы, когда он подошел к старому кукольнику. А тот, как назло, даже взгляда на Иланги не поднял. Стоит рядом с ним захожий эльф, с ноги на ногу переминается, ну так и пусть себе стоит. Не пялиться же на ушастую диковинку!
— Доброго вам вечера, почтенный, — с мучительной неловкостью произнес Иланги, когда молчание сделалось для него совсем уж невыносимым. — Я… мое имя Иланги, и я…
— И вам доброго вечера, — отозвался кукольник. — Бонкер меня зовут.
Все верно, нельзя же не представиться в ответ. Неучтиво. Но Иланги было бы стократ легче, останься старик для него безымянным.
— Младший, — раскланялся неугомонный пес, изящно взмахнув зажатой в лапе сарделькой — той ли самой или другой, Иланги не знал, да и какая разница! — Имя такое у меня — Младший.
Ох, как же скверно-то…
С человеческим обыкновением продавать и покупать Иланги за время своих скитаний освоился — но не во всем. До сих пор при одной мысли о покупке лошади или собаки эльф испытывал дурноту и тянущую боль под ложечкой. Говорят, в древние времена даже людей можно было продавать, это называлось «рабы». В голове не укладывается. А сейчас Иланги собирается именно что купить… что? Или все-таки — кого? Пес не был живым, он был куклой. Всего лишь куклой. Но отчего-то у Иланги было так тяжко на душе, словно он просит продать ему настоящую собаку.
Нет. Тяжелее.
Определенно тяжелее.
Особенно теперь. Когда Младший назвался по имени.
Но, может, если все объяснить с самого начала, получится не совсем уж мерзко?
— Простите меня, — с трудом выговорил Иланги, жарко краснея. — Я… понимаете, Младший — мое ларе-и-т’аэ.
— Это что еще за белиберда? — возмутился пес. — Ты чего обзываешься?
— Ваше, простите, что? — мягко переспросил Бонкер.
— Ларе-и-т’аэ, — повторил Иланги, опуская взгляд. — Это… трудно объяснить. У людей такого нет, я знаю. Часть души… внутренней сути… не знаю, как назвать. Но мы не можем без этого. Просто… вдруг начинаешь ощущать какую-то тягу. Зов. Как будто зовет тебя что-то, а что, не знаешь. И начинаешь искать. Идешь вслед за этим зовом и ищешь. Это может оказаться что угодно. Камешек на морском берегу. Ветка в лесу. Платок. Любая вещь.
Все верно, любая. А еще это может оказаться не камешек и не ветка, а море или лес. И никуда ты не уйдешь от своего ларе-и-т’аэ. Потому что дорога прочь — это дорога к безумию и смерти. Нельзя жить врозь с самим собой.
— То, без чего нельзя…
— Затейливо, — подытожил пес, дрыгнув мохнатым ухом.
Кукольник не сказал ни слова.
— Бонкер, я… — слова не шли на язык, хоть тресни! — Я понимаю, как это звучит, но… — Иланги окончательно смешался, и только отчаяние не позволило ему замолчать. — Прошу вас… продайте мне Младшего!
Пес гневно пристукнул лапой по тощей коленке.
— Эй! — рявкнул он. — Ты что, рехнулся?! Ты бы еще попросил тебе короля продать!
— Я… буду заботиться о нем… — беспомощно выдавил Иланги, понимая, что несет околесицу, и замолчал.
А старик не торопился отвечать.
— Мальчик, — произнес он наконец. — Представь, что кто-то предложил тебе продать твое ларе-и-т’аэ. Ты бы продал? Пусть даже за все сокровища мира? Смог бы продать?
— Нет, — еле слышно прошептал Иланги холодеющими губами. — Нет!
Он уже понимал, что сейчас скажет Бонкер.
— Вот и я не могу, — вздохнул кукольник.
Эльф молча опустился без сил на ступеньку рядом с Бонкером. Ноги его не держали. Взяли и отнялись в одночасье. Ну и пусть. Зачем ему ноги, если идти больше некуда?