Злата сверкнула чёрными глазищами и что есть мочи швырнула чашку об стену, та со звоном раскололась, лукум полетел во все стороны, осыпая сахарной пудрой красный плащ Красолюба. Тот только дивился метаморфозе, произошедшей с этой любезной восточной красавишной.
–Думаешь, самая премудрая тут? – взвизгнула она,– хорошо, будет тебе царевич… коль признаешь его в таком-то виде…-загадочно добавила она.
Велимира попыталась мысленно воспроизвести портрет царевича,– чего его запоминать, высокий, мускулистый, поджарый, с аккуратно постриженными до плеч русыми волосам, перетянутыми на лбу кожаным шнурком, окладистой бородкой, прямым носом и большими серыми глазами- не такой выдающийся красавчик, как тот же Красолюб, с волевым подбородком и обожженым солнцем и ветрами, лицом. Говорили, что он ко всему прочему, был первооткрывателем, путешественником, по нескольку месяцев пропадал в далёких странах, налаживал международные связи, а потом запирался в своих покоях, писал книги и составлял карты. Пару раз она его видела в архиве, вот, пожалуй, и все.
Злата три раза хлопнула в ладоши.
Из открытой двери стройными рядами вышли семь смуглых прислужников, а на руке у каждого, поверх кожаной рукавицы, сидело по птице – соколу.
–А царевич где? – некстати ляпнул Крас, недоуменно взирая на прислужников. Соколы на их рукавицах все как на подбор, будто в питомнике царском взращены.
–Где-то здесь… -мрачно ответила Велимира, – дело плохо, она его в питичку превратила, додумалась… А-ну, возвращай его в человеческий вид!
Злата заливисто расхохоталась, так ее многочисленные украшения зазвенели.
– И не подумаю! Это ему кара, за то, что отверг меня и мою любовь!
–Гордая восточная женщина! Ладно, но коли я его узнаю, ты мне его тут же отдашь и отпустить нас с миром! Слово дай, а лучше расписку напиши, у меня и бумага есть!
Крас округлил глаза.
–Ты страшная женщина, даже я бы до такого не додумался! – прошептал он, пока Злата, уверенная в их поражении, невозмутимо ставила витиеватую подпись под составленной грамоткой.
–Чудненько! -Мира кивнула и спрятала свиток в сумку.
–Приступим…– Злата потеряла ручки в предвкушении,– а коли ошибетесь, гости дорогие, я этого витязя прекрасного себе возьму, а тебя, голуба, в колодец кину.
Перспектива намечалась та ещё, но отступать уже было поздно.
Соколы как соколы, ну чуть разные по окрасу, да украшения были у каждого свои: бусинки, косички, шапочки, шнурочки. Веля решила рассуждать логически, женская логика, – она, как известно, самая верная. Выбрала самого симпатичного, украшенного простым кожаным шнурочком, как у царевича на портрете – сам сокол помогать ей, видимо, не собирался, ни мушка на него не села, ни дернулся он по-особенному, ни подмигнул. Ну и ладно, она ради него, ну почти, столько натерпелась, а он, сидит и в клюв не дует.
Злате её выбор очень не понравился. Крас покрылся холодным потом- дюже не хотелось ему становиться фаворитом горячей восточной барышни.
–Точно его берёшь? Может, ещё подумаешь?
–Его-его, не сомневайся,-ещё больше утвердилась в выборе Велимира.
Злата помрачнела.
–Л-ладно, твоя взяла, тогда вот вам от меня подарочек.
Она хлопнула в ладоши, прочитала какое-то непонятное заклинание, что-то бахнуло, сверкнуло, и в тот же миг сокол превратился в царевича: точь-в-точь, как на портрете.
Злата на минуту замолчала, потом подошла к нему, погладила по руке и продолжила:
– За то, что отверг любовь мою, и за пять лет ни словечка ни сказал даже в птичьем облике-не скажешь более ничего и никому! А теперь убирайся, посмотри, как тебя царь встретит. Она снова заливисто захохотала и звон ее побрякушек заглушил все остальные звуки.
Снова сверкнуло, перед глазами у Велимиры поплыло, и она упала без чувств, как какая-нибудь кисейная барышня.
Очнулась на чьих-то руках. Не Крас, – сам царский сын, нес её на руках и ни сколечко не запыхался. Она засмущалась.
– Снимай уже, ваше высочество!
Тот опустил её на землю и молча продолжал смотреть грустными глазами.
Крас шёл рядом, Дан, виляя хвостом, пытался лизнуть ей руку.
–Мальчики, привал! Подумать надо! И подкрепиться!
Она прислонилась спиной к дереву и без сил сползла на траву-эта ведьма права, нельзя царю сына немого возвращать – а вдруг передумает и не даст грамоту, да и жалко такого симпатичного. Парни сели тут же.
– Если хочет есть, значит, все в порядке, такая маленькая, а куда столько влезает! – с улыбкой пошутил последний и расстелил самобранку.
Мира себя маленькой не считала, но на фоне этих двух, конечно, могла считаться даже очень маленькой.