— Правильно. Потрудись еще раз — век не забудем.
— За мир православный — куда угодно. И он вот, думаю, не откажется, — указывал Дубов на председателя церковного совета Смирнова. — Всегда служители для мира — так и будем служить.
— Спасибо. Путь вам дорога.
— А ведь по дорогам-то, православные, даром не возят. Пить, есть при том надо.
— Ишь ты ведь и в голову никому не пришло.
— Ну, кто, православные, с этим согласен, чтобы Дубова и Смирнова к Калинину на поклон… То, что кто может, гоните монету.
Набралось около половины села. И как не набраться. Ведь едет не кто-нибудь, а помощник церковного старосты Дубов и председатель церковного совета Смирнов, и к тому же к самому Калинину, Михайле Иванычу. Даже не верящим в это дело и то желательно испытать, что из этого выйдет. «Страсть какое дело — кину двугривенный, зато узнаю — чья правда».
Деньги собраны, подсчитали: 18 рублей.
— Хватит, — говорит Дубов. — Еще лишки останутся. Ну, может кому сунуть придется.
— Смотри Калинину не подсунь. Он те подсунет.
— Не промахнемся.
Я не буду рассказывать, чем окончилась сходка, где писалось прошение против колхоза, кто к прошению прикладывал руки. Дубов и Смирнов дело исполнили точно, в Москве побывали и через день вернулись обратно. К этому времени землемер уже наметил землю для колхоза.
Интересно было узнать, что же скажет на это Дубов. Но Дубов, вернувшись, не выходил из дома. На вопросы к приходящим его навестить махал рукой и молчал. Только и промолвил кое-кому из ближних:
— Всякая власть от бога — и здесь и там она одинакова.
Но чем же прижать колхоз. Терялись в догадках. Но вот вспомнили: как-то две крестьянских безземельных семьи из другой деревни просили ивановцев принять их в свое земельное общество. Тогда им наотрез отказали. Теперь же им предложили спешно подать заявление.
— Вы поймите, какое тут дело, — втихомолку поясняли враги колхоза, — они на нашей стороне будут, а им ведь десятин пять придется. Ну, а какие они крестьяне. Обязательно они землю бросят, и она достанется нам. А колхозу теперь из-за этого достанется меньше. Поняли?
Две чужих семьи были приняты. Колхозники не противились. Этим и закончилась борьба против землеустройства колхоза.
На долю колхоза нарезали 63 гектара полевой земли. Земля была нисколько не лучше, чем у других. В колхозный участок входили не только отдельные единоличные запущенные полосы, но и сплошные куски до двух гектаров. Кроме того этот участок пересекался широким оврагом, превращавшимся местами в болото. 10 гектаров оврага и затопляемых им низин были в покосе. В добавление к 73 гектарам в поле, колхозу было отведено 65 гектаров в болотах. Всего же ивановцы имели 205 гектаров болот.
На совместной работе
Пашут бывало ивановцы новые полосы, без умолку орут на истощавших за зиму лошадей, клянут один другого за попадавшие в новые полосы старые тяжелые межи и запущенную пустырную землю. А земля у ивановцев и без того тяжела — где ни копни — красная тяжелая глина. Не выдерживая тяжелой земли, рвутся хомуты и постромки. Порой задыхаются, обливаются потом и пахарь и лошадь. И никто не жалеет друг друга и не дивится на такую картину, каждому тяжело и каждому уже давно надоела и опротивела эта непосильная борьба человека с природой в одиночку.
Но уже несколько дней как на ивановском поле можно любоваться на работу колхозников.
В товариществе по совместной обработке земли решили ввести восьмипольный севооборот, и полевую землю, кроме выделенной для сада и огорода, разбили на 8 клиньев. В каждом клину было около 6 гектаров. И вот утром на клин, намеченный под яровые хлеба, выехал трактор, управляемый своим же молодым колхозником, который недавно вернулся из Москвы с тракторных курсов.
В поле, за трактором гурьбой бежала челядь — так называются у нас ребятишки, — не мало пришло и взрослых. Тракторист еще накануне осмотрел клин, смекая, откуда складнее заехать первую борозду. И теперь, опустив на землю прицепленный к трактору плуг-двухлемешник, словно наперекор старозаветным единоличным порядкам, он направил трактор поперек межников, поперек бывшей мелкополосицы. Как через прошлогоднюю пахоть, так и через заросшие сорными травами межи и через давно непаханные полоски-пустыри, трактор протащил двухлемешник одинаково легко. Так ли это было на самом деле, известно было одному трактористу. Остальным же дорого было то, что первую, такую широкую и тяжелую борозду, трактор сделал без остановки. А это было очень и очень важно. Пришедшие полюбоваться на первую борозду, на первое дорогое начало колхозники приободрились. Тепло улыбались, спрашивали у тракториста.