События 1905–1907 годов показали необходимость решения аграрного вопроса. В 1905 году крестьянское движение началось с разграбления помещичьих усадеб и изъятия хлебных запасов с их последующим «справедливым» распределением среди нуждающихся. Свои самочинные захваты крестьяне нередко легитимировали на сельских сходах, вынося свои «приговоры». Крестьянское движение вынесло неудовлетворительную оценку всей аграрной (в том числе продовольственной) политике государства. Власти вынуждены были признать необходимость решения аграрного вопроса. Начавшаяся в 1906 году реформа П. А. Столыпина, предполагавшая право свободного выхода крестьян из общины с передачей наделов в собственность (о чем в свое время говорили Н. Х. Бунге и С. Ю. Витте), столкнулась с инертностью крестьянской массы, господством общинной психологии. Переделы земли, сопровождавшие выход из общины крестьян-отрубников, вызывали в деревне конфликты, особенно обострившиеся в годы Первой мировой войны, что вынудило власти в 1915 году приостановить реформу. Лишившись тактических возможностей влияния на продовольственную ситуацию, земства сконцентрировались на задаче стратегической: поднятии агрикультурного уровня российской деревни. Историки указывают на рационализацию крестьянской жизни в период столыпинской реформы, отмечая усиливающееся влияние в провинции земских деятелей, в частности на работу агрономов. Вместе с тем отмечают текучку кадров, эпизодичность появления агрономов в отдаленных от уездных центров деревнях, что не могло в сжатые сроки изменить традиционные методы хозяйствования62.
В целом продовольственная ситуация в неурожайные 1911–1912 годы принципиально не отличалась от 1891–1892 годов: ссуды не выдавали, общественные работы доставались не всем, имели место случаи разгрома крестьянами продовольственных складов. Беднота в наиболее пострадавших губерниях занимала хлеб у кулаков и закладывала им свои душевые наделы, что усиливало в деревнях пауперизацию и социальную напряженность. Корреспондент «Русского слова» А. С. Панкратов записывал разговоры в деревне осенью 1911 года: «Одна теперь песня в деревне: умрем зимой… Разговор в народе идет страшный. Иду намедни мимо толпы, один мужик говорит: „Скотину-то мы знаем куда девать, – зарежем и съедим без хлеба, – а куда детей денешь?“» 63Земская учительница с 25-летним стажем в Казанской губернии Е. И. Лебедева рассказывала: «Детей больно жалко… Никогда я не видела их такими бледными, слабосильными, как сейчас. Под глазами темные круги, и кожица такая тонкая-тонкая, совсем прозрачная. Это голод. Матери в полдень прибегают в школу и оделяют детей чечевичными лепешками. Это, значит, ребята ничего с утра уже не едят»64. Губернские власти в своих отчетах старались смягчить данные о бедственном положении крестьян. Даже на уровне земской статистики обнаруживались нарушения, куда вписывались непроверенные цифры об урожае по уездам, в том числе в сторону завышения65.
Начавшаяся Первая мировая война добавила новых проблем, тем более что лето 1914 года выдалось чрезвычайно жарким. Крестьянин Вологодской губернии А. А. Замараев так описывал июнь: «Кажется, приходит черный год. С осени придется или всю скотину убивать и отдавать за бесценок, потому что и в лугах и на мягких пожнях травы ничего нет, не говоря уже про сухие, на которые нечего с косой ходить. Леса горят. Оводу много. Днем нельзя работать… Земля как камень, дождя нет, жар… Опять молебен, все о дожде… В деревнях и в домах везде дым от горящего леса. Солнце показывается красное, кровавое. Днем работать нельзя…» 66Мобилизацию объявили в самый разгар сельскохозяйственных работ. На фронт были призваны примерно 47,4% от числа трудоспособных мужчин, при этом в некоторых губерниях и областях – Витебской, Вологодской, Киевской, Курской, Могилевской, Олонецкой, Черниговской, Ярославской, Акмолинской, Алтайской, Амурской, Забайкальской, Тобольской, Томской – процент был выше 5067. Отчасти ситуацию удавалось разрешить с помощью военнопленных, которых прикрепляли к крестьянским дворам. По сведениям Главного управления Генерального штаба, к 1 сентября 1915 года в разных видах работ было задействовано 553 247 военнопленных68. Первоначально их привлекали лишь к казенным и общественным работам, но с 1915 года новые правила предусматривали использование труда военнопленных в частных хозяйствах69. Местная администрация положительно оценивала их работу. Так, предводитель дворянства города Аткарска Саратовской губернии фон Гардер в апреле 1915 года писал: «У нас сев идет благополучно и недорого благодаря военнопленным; они работают недурно»70.
62