— А, кстати, кто ты такой, откуда взялся? И почему так печёшься о Милке? — между прочим поинтересовалась я. Нет бы, о чем другом спросить!
Парень взвился под самый потолок, схватил меня за грудки, потом, видно, опомнившись, бережно, как раритетную фарфоровую вазу, поставил на прежнее место.
"Поздно, товарищ, кофе опять сбежал… — я медленно приходила в себя. — Ну не зараза ли! Видно, не судьба кофе попить".
— Долго ты ещё будешь копаться, — еле сдерживаясь, чтобы не вцепиться мне в глотку, прошипел Макинтош, — времени совсем нет на дурацкие вопросы. Что дальше?
— Дальше ожерелье рассыпалось, и Милку зачем-то отволокли в темницу. Всё. Куда ты, а кофе? — как нитка за иголкой, я помчалась за парнем в кабинет, где была моментально схвачена и усажена за компьютер. Видит бог, я их уже всех ненавидела — и легковозбудимого парня, и чересчур деятельную железяку, которая сочиняет, что хочет. А мне здесь нервничай всю ночь. Или не сочиняет? Из глубокой задумчивости о мотивации неожиданного возникновения искусственного интеллекта в отдельно взятой машине меня выдернул нетерпеливый окрик:
— Что ты сидишь? Пиши!
— Что именно? — я подняла затуманенные раздумьем глаза, наткнулась взглядом на искаженное зверской гримасой симпатичное лицо и вернулась к действительности, уточнив: — Писать…
— Ты издеваешься, да? Выдумывай, что хочешь, лишь бы вытащить Милку из камеры, пока тебя не опередили, — и, полыхнув яростным огнем темных глаз, добавил, — или пожалеешь, что на свет родилась. И моли своего Бога, чтобы твои творческие потуги не завершились выкидышем.
Я заткнулась и принялась внимательно перечитывать последние страницы файла, представляя, а что бы я делала в схожей ситуации (не дай бог, конечно) — выдумывать-то надо осмысленно. А вдруг и, правда, моя выдумка станет для Милки реальностью.
* * * * *
Редкие удары сердца звучали как реквием. Непроницаемый кокон темноты казался осязаемым — протяни руку и ощутишь её стынь. Холод каменного ложа высасывал остатки сил из распростертого на нем тела. Ненасытная медуза безразличия подчистую поглощала зарождавшиеся мысли. Время, остановленное беспощадной силой, застыло, не отсчитав положенных минут.
Язычок пунцового пламени охватил судорожно сжатый кулачок, жгучей болью возвращая к действительности. Огненная змейка пробежала по руке, задержалась в ямочке под ключицей, просочилась сквозь кожу, отогрев стылую кровь и зыбким маревом вырвалась на свободу. Милка закашлялась, выпуская изо рта туманное облачко.
"Ничего не видно…" — без особого интереса к тому, где она очнулась, подумала девушка. Поднесла к глазам озаренную слабым красноватым сиянием руку — на ладони лежал пульсирующий сгусток света. Она коснулась его пальцем и, почувствовав гладкий камешек, до боли сжала кулак. Вспомнилось, как враз разлетелось соединенное на веки вечные ожерелье, как пыталась поймать камешки, проскальзывающие между пальцами — казалось, жизнь по капле уходила с ними — и как важно было не растерять их. Осторожно приоткрыв кулачок, заглянула, как в чужое окошко, одним глазком в щелочку — гладкая кроваво-красная капля граната лежала в пригоршне. Лучик света больно кольнул любопытный глаз. Милка отшатнулась, уронив камешек, который, откатившись в сторону, засиял ещё ярче, очерчивая призрачную мерцающую фигуру.
Иллюзорный фантом уплотнился, развернулся к девушке лицом, радушно улыбнулся и Милка, уже сжавшаяся в комочек в ожидании неминуемых неприятностей, выпалила:
— Привет, вампирчик, — перед ней стоял старый знакомый в слегка помятом костюме, в шляпе со слегка обвисшими от сырости полями, — опять библиотеку ищешь? Тогда ты точно не туда попал.
Но фантом не понял шутки, просто развернулся к одной из стен — на ней проступили странные символы, похожие на древние руны. Некоторые из них светились ярко, другие еле тлели, но все равно были хорошо видны на неровно отесанной поверхности. Призрак подошел к стене и, коснувшись одной из рун, застыл неподвижно. Милка молча ждала продолжения, но фантом стоял, не шевелясь. Девушка подошла поближе и с опаской положила ладонь туда, где лежала рука призрака.
Необузданная стихия, до поры до времени дремавшая в крови, обжигающей волной пронеслась снизу вверх, неконтролируемым хаосом вырвалась наружу. В глазах на мгновение потемнело — монолит стены дрогнул и оплыл карамельной массой, скрывая странные письмена. Милка инстинктивно отдернула руки, потом покосилась на безмолвную фигуру в дурацкой шляпе, подпиравшую по-прежнему устойчивую стену с рунными знаками.