— Что? Не поняла…
— У вас это называется ментальный усилитель.
— В смысле, я могу слышать мысли других людей? Но я же не ношу его постоянно, а так, по настроению. И никого я не слышу, даже своих по несколько раз переспрашиваю, пока пойму, чего они хотят на самом деле. При чем здесь ты и Милка?
— У орт`онд`ела совсем другой принцип действия. Он настраивается на своего владельца, даже бывшего, и связывает его с тем, кому был подарен. Поняла? — Я отрицательно покачала головой. — Ну, неважно, главное, что только ты знаешь, что происходит на самом деле. Сама не осознавая, ты описываешь это в своём рассказе.
Я убито помолчала. А кому понравится думать, что твоя очередная нетленка на самом деле хроника чужой жизни, пусть даже и в альтернативной реальности. А уж если тебе ещё кто-то и со стороны помогает…
— Я не всё пишу сама, там текст появляется без моей помощи, — пожаловалась я, усаживаясь за компьютер, — последнее время я больше читаю, чем пишу. Вот, опять что-то новенькое, про город…
— Ей нельзя в Тир-А`Ннах, — парень экспрессивно схватился за голову в приступе отчаяния и застонал, раскачиваясь из стороны в сторону. Надо же, какой эмоциональный! Кто бы мог подумать? — Нельзя…
— Поздно, она уже там, — я глазами пробегала строчку за строчкой.
— Вслух, — хриплым срывающимся голосом приказал парень, — у меня нет времени копаться у тебя в мыслях, там столько мусора.
* * * * *
Милка дошла до конца опущенного подвесного моста и, держась одной рукой за ржавую цепь, склонилась над поверхностью воды, свободной от плавающих листьев. В темном зеркале отразилась чумазая встрепанная физиономия. Умыться бы, прежде чем входить в ворота, а то примут её за попрошайку. Но сомнительный сладковатый запах, идущий от воды, отбил всякое желание наводить красоту: — "Ладно, в городе умоюсь, как его там, Тир-А`Ннах?"
Вход в город никто не охранял, и девушка, опасливо косясь на решетку с острыми пиками, нависающими над головой, просочилась внутрь. С визгливым скрежетом решётка опустилась, отрезав путь назад. Милка поглазела, как сам собой вращается громадный ворот, наматывая толстую цепь, поднимающую мост. И только когда тот, жалобно скрипнув, встал на место, плотно прикрыв проём, развернулась и отправилась знакомиться с городом, откуда, судя по всему, выйти будет сложнее, чем войти. Она припомнила гулявшую по студенческому общежитию шуточку: девчонки на дверь своей комнаты вешали записку "Заходи не бойся, выходи не плачь", оставляя за собой право "казнить" наглецов или "миловать". Сейчас, похоже, была та же ситуация.
Девушка медленно бродила по городу, который сверху показался Милке диковинным цветком: черная остролистая серединка-холм, шесть выпуклых ярких лепестков на более темном фоне окраин и по кругу узкая полоска городской стены. Сейчас же неширокие улочки ручейками стекались к просторной площади, чтобы выплеснуться по другую сторону её просторным бульваром, ведущим к замку на холме.
На площади был фонтан, окруженный, словно почетным караулом, высокими пирамидальными деревьями. Они пламенеющими свечами вздымали к небу ветви с красно-зелеными крупными листьями с фиолетовой полосой по краю трилистника.
Милка остановилась около фонтана — тоненькие струйки воды, затейливо переплетаясь, журчали так беззаботно, играя последними огоньками уходящего дня, что хотелось слушать этот несмолкающий плеск бесконечно. Заодно и умылась пузырящейся водой, не обращая внимания на зловещую бронзовую композицию, воздвигнутую в центре — в смертельной схватке сошлись двое. Оскалившийся вампир, развернув веером крылья, вцепился руками в горло диковинному зверю, похожему на бронированную горгулью с головой Медузы Горгоны. Прекрасное лицо женщины, обрамленное змеиными туловищами, мучительно искажено в напрасной попытке вырваться из удушающего вампирьего захвата.
"Абстракция, — думала Милка, отмываясь в пузырящейся воде, — ну и фантазия у скульпторов".
А что? На двух площадях, через которые она прошла раньше, стояли такие же жизнеутверждающие статуи, надо думать и на остальных будет то же самое. Главным были не фонтаны, не дома и улицы.
Сильно беспокоило другое — город был пуст, абсолютно. Не заброшен, не разрушен, везде идеальный порядок — магазинчики приоткрыли застекленные двери, зазывая покупателей, на уличных лотках разложены фрукты (Милка стащила пару персиков — сочные, свежие), сладости, на ветру полоскались легкие шторы, выпархивающие из открытых окон. Создавалось впечатление, что жители, внезапно бросив все свои дела, покинули город стройными рядами и без паники.
Сумерки постепенно сгущались, и оставаться на улице как-то не очень хотелось. А замок, что ж, туда она пойдет завтра утром…. В этом районе дома были большие, не то, что около городской стены. Там были не лачуги, нет, но маленькие, скромные, стоящие близко друг к другу и совсем не было растений, если не считать цветочных горшков на окнах. Здесь же — роскошные особняки из разноцветного камня, один другого краше. Дома вдоль бульвара окружали чистенькие, ухоженные рощицы, просматриваемые насквозь, с ажурными решетками невысоких оград.
Немного посомневавшись, девушка вошла в приглянувшийся ей дом. Двухэтажное здание с колоннадой, поддерживающей террасу второго этажа, полукруглыми ступенями и высокой двустворчатой дверью напомнило ей виллу, виденную в одном из голливудских триллеров. Там и внутри было очень даже ничего, миленько. А здесь?
Дом не обманул ожиданий — он был готов к приему гостей: полупустой холл с парой закрытых дверей, напротив входа — широкая лестница, покрытая бежевой ковровой дорожкой, ведущая на второй этаж с промежуточной площадкой, где лестница разделялась на две и позволяла полюбоваться видом из стрельчатого окна, выходящего в заросший сад.
Милка поднялась наверх — длинный темный коридор с комнатами по обеим сторонам и окном в конце. Девушка толкнула дверь и радостно взвизгнула — она попала в гардеробную. Это здорово, а то так надоела эта хламида! Перебирая развешанные платья, она с грустью констатировала, что в этой одежде вряд ли ей будет удобно. Сплошь вычурные бальные платья, кружева, меха, тонкий шелк…. Попробовать, что ли надеть? Да нет, не стоит… Милка и в обычной, и в праздничной одежде предпочитала брюки, свободные блузы, коротенькие, не стесняющие движения маечки.
Разочарованная, она снова вышла в коридор и поочередно принялась распахивать двери, выбирая себе комнату. Зачем? Все комнаты были похожи, как близнецы, различаясь только окраской стен, штор, ковров — минимум мебели, максимум пространства — во всех были окна до пола, выходящие на террасу. Милка остановилась на сиреневой спальне с широкой кроватью посередине, прикроватной тумбочкой и невысоким шкафом в углу. Попрыгав на пружинном матрасе, девушка открыла тумбочку. Убедившись, что она пуста, полезла в шкаф.
Сюрприз! В шкафу на полках ровными стопочками лежала повседневная одежда, мужская и женская, и брюки в том числе. Милка выбрала себе полотняные брюки, тунику с плохо различимым в потемках рисунком, быстро переоделась. Глянуть бы в зеркало! А вот с этим было напряженно — зеркалА не встретились нигде.
Низкий вибрирующий звон колокола прозвучал, как тревожный набат. Девушка выскочила на террасу. Ночь накрыла город темным саваном неба, в прорехах которого светились далекие звезды. Приглушенный шум вверху заставил её задрать голову — слитное хлопанье тысяч крыльев ворвалась в покой безлюдного города. Темная волна накатывалась медленно и неотвратимо.
От визгливого писка стаи летучих мышей, мельтешащих над самыми крышами, заломило виски. Милка зажала уши руками, чтобы не слышать пронзительного звука, от которого встали дыбом волоски на руках, а вдоль позвоночника пробежали колючие мурашки. Ещё один тревожный удар колокола — улица осветилась праздничными огнями. Светились стены домов, брусчатка мостовой, садовая ограда, и даже стоящая напротив повозка с опущенными на землю оглоблями тускло фосфоресцировала, освещая газон вокруг себя.