В фермерской школе я взглянул на станки для опороса, и мне стало физически плохо. Окажись я на промышленной свиноферме, где таких станков сотни, я наверняка был бы возмущен. Но даже на этой ферме, где намерения добрые, меня не покидало мучительное чувство. Свиньям не хватает чего-то фундаментального. Их корм, продолжительность их жизни и паттерны разведения всецело под контролем человека. Пространство для проявления воображения и социального поведения строго регламентировано. На моем участке больше восьмисот свиней. Шанс понять их личность и потребности ничтожен. Мы не едим собак, потому что видим в них личность. Не лучше было бы есть животное, у которого была настоящая жизнь, был шанс развить свою индивидуальность, было что-то, кроме вынужденной покорности? Невозможно сформировать отношения, которые компенсировали бы жестокость убийства. Может быть, коровы, свиньи и овцы в чем-то уступают нам по умственным способностям, но они по-прежнему наделены чувствами, потребностями и инстинктами. Если нас самих подчинил бы другой вид, считали бы мы подобное обращение с нами справедливым?
В журнале New Yorker была карикатура. Хирург во время операции говорит молодой свинье: «Так, это ребра. Боюсь, они очень аппетитны». Однажды мы заканчиваем работу на ферме около четырех часов дня, и я отправляюсь в гости к дяде, который живет неподалеку. Он готовит на гриле свиные отбивные. У меня появляется порыв еще раз себя испытать, и я отодвигаю в сторону вегетарианские принципы. Свинина по консистенции очень похожа на хлеб. Она как жесткая губка и при укусе выделяет сок. «И правда вкусно», – думаю я. Но вкус длится всего несколько секунд. «И это все? Ради этого мы все это устроили?» – появляется следующая мысль. С тех пор я никогда больше не ел мясо. И никогда не жалел, что от него отказался.
В мире есть люди, для которых соблюдать вегетарианскую диету почти невозможно. Буддизм проповедует ненасилие в отношении животных, однако в Тибете, где хоть что-то вырастить очень трудно, буддистское население питается в основном мясом, предоставляя забивать скот профессиональным мясникам – мусульманам. Однажды я спросил одного монгольского монаха-буддиста, как ему живется в стране, где так мало пахотных земель. Он улыбнулся и ответил, что если убийство происходит не на твоих глазах, то это, может быть, не такой уж и грех. Буддийским монахам не откажешь в прагматизме.
Однако в современных богатых странах большинство людей могут отказаться от мяса – если только по-настоящему воспротивятся интенсивному животноводству, – но просто решают этого не делать. Некоторые потребители (судя по исследованиям, прежде всего женщины) испытывают все больший дискомфорт по поводу красного мяса, некоторые требуют улучшения стандартов содержания коров и свиней, но в основном у нас уже сформировались «слепые пятна». Они находятся на месте ложных предположений, что кроваво-красный стейк связан с бо́льшими страданиями, чем светлая куриная грудка, не говоря уже о рыбьем филе. В Европе неожиданно много – около четверти – тех, кто называет себя вегетарианцами и ест курятину как минимум раз в неделю.
В 1920-х годах средний американец съедал около двухсот граммов курятины в год. Теперь – сорок пять килограммов. В Германии, Великобритании и США среднестатистический житель ест более чем в два раза больше курятины, чем в 1980 году. Это произошло не из-за открытия какого-то неиспользованного источника кур: просто были построены огромные фермы, где птиц доводят до границ их биологических возможностей. В настоящее время существует два типа кур: бройлеры, которые идут на мясо, и несушки, которые производят яйца. Бройлеры представляют собой причуду генетики. Они растут так быстро, что лапы и сердце просто не выдерживают. Со времен Второй мировой войны их масса тела удвоилась, и теперь многие просто оседают на пол или внезапно умирают. Выживших держат в основном в закрытых курятниках без естественного освещения. Птиц там столько, что их мучения и деформацию мало кто замечает. Царят теснота и антисанитария, путь к чистому белому мясу усеян фекалиями. Способны ли куры понять страдания других кур? Ученые решили посмотреть, как они реагируют на обдувание их и их цыплят вызывающими дискомфорт облаками воздуха, и выяснили, что неприятности потомства повышали частоту сердечных сокращений сильнее, чем собственные неудобства. Куры начинали кудахтать, и их поведение соответствовало как минимум сопереживанию. Эти птицы не клюющие автоматы. У них своя социальная иерархия, острое зрение и разные сигналы тревоги для разных хищников.