Крах социалистической модели жизни, в которой прежде им, как и, впрочем, всем остальным, было уготовано какое-то твердо обозначенное место, в одночасье лишил многих профессии, которая не только кормила семью, но и была любимой. К ней человек шел порой всю жизнь! Так что же стало с мужской душой в такое трудное время? Не очерствела ли она от обид и унижений?
Честно признаюсь, я была поражена, когда на мой призыв поговорить о любви пришло множество мужских писем. Да каких! Вот они перед вами…
Да святится имя твое!
Не верьте тем, кто говорит, что нет больше Рыцарей Любви! Они есть, Рыцари Любви, пусть даже и не разделенной, но истинной и потому прекрасной. Побывайте в старинном провинциальном городке Калязине. Сюда часто наезжает из сибирской глубинки рыцарь, чтобы увидеть ту, которой он навсегда отдал свое сердце. Вот история его любви, которую он поведал.
Это удивительный городок. Там в воде стоит древняя колокольня, о которой пишут стихи. О Калязине писали Паустовский, Лидин, Михаил Кольцов. А еще там есть чудесная ландышевая роща и уникальная библиотека, в которой всю жизнь проработала необыкновенная женщина. Моя любовь. Вернее, Моя Икона, Мое Божество.
Много лет назад в Калязине был детский дом. Там жили я и мои друзья – Серега и Мишка. Директором дома был добрый и чуткий человек. Жили мы не очень сытно, но было детство, мечты и грезы. Однажды к нам с лекцией пришла молодая женщина. Ее звали Алла Алексеевна Туманова. Она рассказывала нам о том, как важно быть скромным, вежливым и деликатным. Она была прекрасна: черные как смоль косы, звездные глаза – теплые, полные ласки. И мы, пацаны, влюбились в нее. То была детская любовь, любовь-мечта, любовь-греза, когда «лишь солнце вокруг и ни одного поцелуя». Она приходила очень часто, и мы боролись за право сидеть рядом с ней, говорить с ней. Она учила нас мечтать, думать, любить небо, облака, ручьи, березы, птиц. Недалеко от Калязина, около станции Укладка, было болото. Она уверяла нас, что там живет заколдованная лягушка, и мы воображали себя Иван-царевичами и верили, что там еще живут русалки. Алла Алексеевна говорила нам, что без воображения человек не может жить, и цитировала своего любимого Паустовского: «СКАЗКА НУЖНА НЕ ТОЛЬКО ДЕТЯМ, НО И ВЗРОСЛЫМ. ОНА ВОЗБУЖДАЕТ ВОЛНЕНИЕ – ИСТОЧНИК ВЕЛИКИХ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ СТРАСТЕЙ». Какие вечера мы проводили у нее дома! Ее мама, пением которой восторгался еще Шаляпин, умела нас вкусно угостить, а ее чуткий, умный муж-педагог разделял все наши восторги. Какие книги мы читали! Пушкин, Лермонтов, Фет, Тютчев, Блок…
Алла Алексеевна писала стихи, и я никогда не слышал и больше никогда не услышу такого чтения! Мы были опьянены стихами, как колдовством, и знали, что есть высшие ценности: Бетховен, Баратынский, снег, улыбка, грезы, добро… Однажды я спросил у Аллы Алексеевны, какие ее любимые духи, и услышал: «Жар-птица!» Она так сказала, потому что таких духов не было! Она боялась, что мы потратим заработанные деньги на духи для нее (мы работали тогда в колхозе и заработали немножко денег). Но я все же поехал в Москву за «Жар-птицей». В детском доме начался переполох. Меня искали и высадили из поезда неподалеку от Калязина. Так я и не купил «Жар-птицу» своей царевне!
Но ландыши, фиалки всегда весной лежали у ее крыльца. После окончания десятого класса я уехал в Сибирь – отыскалась дальняя родственница. В Новосибирске окончил техникум. Я – технарь! Все последующие годы не было дня, чтобы я не молился ей, моему Божеству!
Я приезжал в Калязин и видел, что моя богиня становилась все прекраснее. Она научила меня любить музыку, поэзию. Научила не только брать, но и отдавать. До сих пор слышу ее слова: «Любовь к людям – цель, и надо к ней стремиться; уметь любить – значит все уметь!»
…Спустя десять лет я приехал, пришел в библиотеку и увидел полный зал. Выступает она, моя любовь! Люди слушают ее, плачут и смеются. После нее говорил писатель Юрий Нагибин – вечер был в его честь. Он поцеловал руку Алле Алексеевне и сказал, что никогда не слышал такого выступления.
Алла Алексеевна училась недолго в Театральном институте, и великая актриса Тарасова, с которой она состояла в переписке, утверждала, что в Алле погибла талантливая артистка.
В последний мой приезд она прочитала такие свои строчки:
Мне для счастья очень мало надо:
Корка хлеба, кружка молока, —
Да вот это небо, эти облака.