Бенджамин Элман (Benjamin Elman, 1991) суммирует множество способов, с помощью которых китайская система гражданских экзаменов и открытый набор стали центральными культурными столпами позднеимперских китайских государств (включая династию Мин): (1) гражданские служащие, обученные конфуцианским принципам, "служили полезным противовесом власти укоренившихся аристократов в столичной политике" (9), а также обеспечивали противовес военным центрам власти; (2) лица, сдавшие экзамены, получали общественное признание, а сдача экзаменов и последующее получение должности чиновника в правительстве были важными критериями успеха для сдающего экзамены и его семьи (даже богатые купцы призывали своих детей продвигаться в обществе по этому пути); и (3) система экзаменов подчеркивала важную роль образования в развитии моральных качеств, что, в свою очередь, послужило стимулом для развития национальной школьной системы, как отмечает Элман, за столетия до европейской.
Государства, вдохновленные индуизмом, и открытый набор в армию
В отличие от конфуцианских представлений о том, что люди имеют моральный выбор и способны к нравственному самосовершенствованию, индуистские (а также буддийские) доктрины, влиявшие на политику управления, особенно в Южной и Юго-Восточной Азии, препятствовали развитию представлений об открытой вербовке (в сравнительную выборку вошли государства, находившиеся под влиянием индуизма: Виджаянагара, Пудуккоттай, Бали, Ачех и Ява - два последних под влиянием ислама незадолго до исследуемых периодов; Все эти государства получили более низкие баллы, чем многие другие, по показателю открытой вербовки и в целом были ниже по показателю коллективных действий). Культурные образцы, повлиявшие на индуизм, можно проследить в ведических текстах первого тысячелетия до н. э., таких как трактат о государственном устройстве, называемый "Артхашастра". В ведической системе варн, разработанной в этих текстах, все люди рождаются в касте (или в неарийском статусе даса) своих родителей, и в результате они становятся стереотипными кастовыми людьми. В этом культурном дизайне дхарма человека (его обязательства и привилегии по отношению к другим) - вместо того, чтобы быть определенной в терминах широкой моральной концепции, применимой ко всем людям - различается в зависимости от кастового положения. Например, только одна чистая каста, кшатрии, считается морально достойной занимать статусы правителя, воина или высокопоставленного чиновника.
Из-за акцента на дхарме кастового человека в индуистском культурном дизайне абстрактное и широко применимое чувство самости не очень хорошо теоретизировано - фактически, самость понимается как абстрактное понятие и как таковая не может быть расположена в физическом теле. Как отмечает Амартия Сен (Amartya Sen, 1987: 5-6), теория самости, разработанная в таких текстах, как "Артхашастра", не отличается высокой сложностью по сравнению с другими цивилизационными традициями, включая греческую философию и, я бы добавил, китайскую философию, следующую за Конфуцием. Как отмечает Агехананда Бхарати (Agehananda Bharati, 1985: 189), в индуизме "самость как источник достижений не рассматривается в философских текстах". Вместо морального самосовершенствования, свойственного конфуцианской мысли, в ведической доктрине существует метафизический и одиночный путь к бессмертию, достигаемый путем преодоления обычного мышления и отречения от социального и материального мира, чтобы в конечном итоге прийти к чисто эмоциональному состоянию душевного блаженства. И, вместо самооценочного внутреннего диалога, который является важной частью морального самосовершенствования в конфуцианстве (и понимается когнитивными учеными сегодня как аспект теории разума), медитативные религии, такие как индуизм и буддизм, как описывает Стивен Тайлер (2006: 308), "подчеркивают своего рода внутреннее молчание и навязывают конец непрестанному размышлению мысли о себе".
Культура ацтеков и открытая вербовка