Как часто люди реализовывали коллективные действия? Судя по историческим случаям, с которыми я знаком, его трудности преодолевались нечасто, хотя, с другой стороны, я бы не считал коллективные действия аномальными. Например, в случае с государственным строительством исторически сложилось так, что арматурой политической структуры чаще всего была способность одной фракции осуществлять принудительное господство над обществом таким образом, который ни в коем случае нельзя назвать сотрудничеством. Рискуя забежать слишком далеко вперед, я проиллюстрирую это, обратившись к некоторым результатам, представленным в главе 8, в которой мы с Лейном Фаргером сравниваем выборку из тридцати досовременных государств с выборкой из тридцати современных государств. В этих выборках около 40 % досовременных и 43 % современных государств демонстрируют сильную тенденцию к авторитарному правлению в сочетании с неэффективным и коррумпированным административным аппаратом. Эта реальность заставляет задуматься: Где и как людям удалось достичь "настоящего" сотрудничества, при котором выгоды выходят за рамки тех, что получает доминирующая фракция, и каковы условия, благоприятствующие сотрудничеству, а не доминированию? Очевидно, что одного появления "современности" в качестве объяснительной теории сотрудничества недостаточно.
Под сложными условиями я подразумеваю большой размер группы, иногда очень большой, что затрудняет возможности прямого взаимного контроля поведения. Управление общими ресурсами в условиях большой группы подразумевает необходимость иерархической организации, состоящей из принципала и агентов, что влечет за собой множество потенциальных проблем кооператоров, о которых я говорил выше ("агентура"). Я также имею в виду ситуации, когда социальный состав общества этнически и религиозно неоднороден и сильно социально расслоен на подгруппы, которые могут демонстрировать взаимное недоверие или даже открытый антагонизм. Как правило, социальное расслоение сопровождается дуалистической народной теорией человеческого разума. В соответствии с этими представлениями выделяют элиту, которая одна обладает врожденной способностью к управлению, и простолюдинов, которые, как считается, погрязли в иррациональности и поэтому не могут продуктивно участвовать в жизни общества на равных.
Дуалистическая народная теория разума ограничивает возможности некоторых людей осуществлять выбор или иметь право голоса при принятии решений в обществе, что приводит к "спорной" социальной рациональности. Дуализм должен быть преодолен теми, кто стремится установить высокий уровень сотрудничества между социальными секторами. Еще одна сложная ситуация для сотрудничества - это ситуация, в которой потенциальные участники попадают в так называемую "социальную ловушку". Здесь распространены халява и другие обманные действия, и никто не хочет быть "лохом", который вырвется из ловушки, ведя себя кооперативно. Во многих случаях социальная ловушка становится еще одним препятствием для тех людей, которых я буду называть "агентами перемен" и чья цель - расширить возможности для сотрудничества. Но как можно вызвать доверие к другим людям и заставить их выполнять свои обязательства в такой некооперативной социальной среде?
Казалось бы, почти невозможно, чтобы сотрудничество возникло в сложных условиях, о которых я говорю, однако это произошло, хотя, судя по всему, очень редко, и мы с Лейном Фаргером хотели узнать, как и почему. В преобладающей западной литературе по социальным наукам приводится довольно простое, но легко фальсифицируемое объяснение этого явления (далее, особенно в связи с предыдущими теориями построения государства, оно рассматривается в главе 7). В основном аргумент таков: На протяжении долгой истории человеческих обществ сотрудничество в конечном итоге действительно развивалось, но это было явление, уникальное для средиземноморской и европейской истории, которое в итоге вылилось в современное демократическое строительство политий. Идея демократического модерна затем распространилась с Запада на остальную часть планеты, сделав возможным для неевропейцев освободиться от ига деспотизма. Но я задался вопросом: Можно ли было реализовать коллективные действия за пределами западной истории? И является ли теория коллективных действий подходящим руководством для понимания условий, благоприятствующих или препятствующих сотрудничеству?