— Иди, мой друг, иди. Право, мне ничего не нужно. Да смотри не забудь запастись тетрадями. У нас их совсем нет, а ведь скоро начало учебного года.
Долгое время она заблуждалась, не знала, что близится конец. Ей все казалось: вот завтра она встанет и вновь сядет за кассу. Строила даже планы, мечтала, что скоро ей позволят выходить на улицу и она поедет с мужем на все воскресенье в Сен-Клу. Никогда еще так сильно не хотелось ей посмотреть на деревья. И вдруг однажды утром ей стало особенно тяжело. В бессонную ночь она ясно поняла, что скоро умрет. Весь день она лежала молча, глядя в потолок, и думала. А вечером, взяв мужа за руку, спокойно, будто предлагая ему проверить счет, сказала:
— Сходи завтра за нотариусом. Я видела вывеску — один нотариус живет недалеко от нас, на улице Сен-Лазар.
— Но для чего нам нотариус? Он совсем не нужен! — воскликнул г-н Руссо.
— Может быть, и не нужен, — спокойно ответила она. — Но мне станет легче на душе, когда я буду знать, что наши дела в порядке… Ведь когда мы женились, наше с тобой имущество было общее, но тогда ни у меня, ни у тебя не было ни гроша. А теперь мы кое-что скопили, и я вовсе не желаю, чтобы мои родственнички обобрали тебя. Не хочу, чтобы хоть что-нибудь досталось моей любезной сестрице Агате! Лучше уж все взять с собой в могилу.
В конце концов ей удалось убедить мужа, и на следующий день пришел нотариус. Г-жа Руссо долго беседовала с ним; она хотела, чтобы все было предусмотрено, не осталось бы ни одного спорного вопроса. Когда завещание составили и нотариус ушел, она облегченно вытянулась и сказала слабым голосом:
— Теперь я умру спокойно… Мне, конечно, очень хотелось бы поехать в деревню, и очень грустно, что я так и не увижу ее. Но ничего… ведь ты-то поедешь! Обещай, что поедешь и будешь жить в той деревушке возле Милона, где родилась твоя мать. Ведь мы с тобой решили купить там домик.
Господин Руссо горько плакал, а она утешала его, давала советы, как ему жить после ее смерти. «Если будет уж очень тоскливо, — говорила она, — женись, только не на молоденькой. Молодая выйдет за пожилого вдовца ради денег». И она даже указывала на одну из знакомых, говорила, что была бы рада, если бы он женился на ней.
В ту же ночь началась ужасная агония. Адель задыхалась, шептала: «Воздуха!.. Окно откройте!..» Г-н Руссо стоял у изголовья постели. Он ничем не мог помочь умирающей, только держал ее за руку, чтобы она чувствовала, что он здесь, рядом с ней. Утром она вдруг как-то сразу успокоилась и лежала совсем тихо, с закрытыми глазами; только лицо у нее было восковое и дыхание стало медленным. Муж, думая, что ей легче, решился оставить ее на минуту, чтобы пойти с Франсуазой отпереть лавку. Когда он возвратился, Адель лежала все в том же положении и все такая же бледная, только глаза ее теперь были широко раскрыты. Она умерла.
Господин Руссо не плакал, он давно уж предвидел эту утрату. Просто он был совсем разбит от усталости. Он опять опустился в лавку — присмотреть, как Франсуаза закрывает ставни, потом сам написал на листке бумаги: «Закрыто по случаю смерти» — и четырьмя облатками приклеил листок к среднему ставню.
Наверху, в комнате покойной, все утро шла уборка. Франсуаза вымыла пол, убрала пузырьки и поставила на столике возле умершей зажженную свечу и чашку со святой водой. Ждали Агату, а ведь у этой ехидны прямо-таки змеиный язык, и Франсуаза вовсе не желала прослыть неряхой. Г-н Руссо послал приказчика выполнить необходимые формальности, сам же отправился в церковь и долго торговался там из-за стоимости похорон. Он торговался отнюдь не из жадности или боязни, что его обманут. Просто он очень любил жену и знал, что ей приятно было бы послушать, как он спорит из-за каждого гроша со священниками и агентом бюро похоронных процессий. Но в то же время ему хотелось устроить вполне приличные похороны, чтобы никто в квартале не мог упрекнуть его. Наконец он согласился заплатить сто шестьдесят франков церкви и триста — похоронному бюро, и тут же прикинул, что, включая разные мелкие расходы, похороны обойдутся ему не меньше чем в пятьсот франков.
Дома г-н Руссо застал приехавшую свояченицу Агату, которая сидела возле покойницы. Агата — долговязая, тощая особа с красными глазками и тонкими лиловыми губами. Супруги Руссо были с ней в ссоре и не виделись со своей родственницей уже три года. Она торжественно поднялась навстречу шурину и обняла его. Перед лицом смерти всякая вражда исчезает. Утром г-н Руссо не мог плакать, но теперь, увидев на постели окоченевшее тело в белом саване, восковое лицо с заострившимся носом, он едва узнал в этой покойнице свою жену и начал рыдать. У Агаты глаза были совсем сухие. Она уселась в самое удобное кресло и медленно обводила взглядом комнату, будто составляла точную опись находящихся в ней вещей. Она еще ничего не спросила о наследстве, но чувствовалось, что этот вопрос очень занимает ее и ей хочется узнать, есть ли завещание.